Энтомолог в голландском кружеве (эссе Юлии Дунаевой о Марии Сибилле Мериан)

Научная работа и художественное творчество Марии Сибиллы Мериан (1647 – 1717)

Жизнь этой удивительной женщины была на редкость беспокойна. Она меняла города и страны, сама зарабатывала себе на хлеб (это в семнадцатом-то веке!) и растила двух дочерей. Но поразительнее всего то, что, несмотря ни на какие бытовые трудности, Мария Сибилла Мериан никогда надолго не оставляла своего любимого занятия, довольно необычного для женщины того времени. Она вела неустанные наблюдения за «чудесными», как тогда считали, превращениями насекомых. Гусеницы становились куколками, потом появлялись бабочки, а Мария Сибилла тщательно зарисовывала и скурупулезно описывала каждую стадию. В результате она издала несколько великолепно проиллюстрированных книг, которые сделали ее знаменитой. Сейчас лучшие библиотеки мира гордятся, если в их фондах есть хотя бы один редкий экземпляр какого-нибудь издания этой замечательной художницы и исследовательницы. Самой яркой страницей ее биографии стала настоящая научная экспедиция в Южную Америку, которую Мария Сибилла Мериан задумала и осуществила на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков. Но – обо всем по порядку.

Мария Сибилла Мериан родилась в вольном германском городе Франкфурте-на-Майне в 1647 году. Ее отец Маттеус Мериан был известным рисовальщиком и гравером и занимался книгоиздательством. Родом он был из Швейцарии, из очень уважаемой семьи города Базеля. Мать девочки была дочерью голландского протестанского проповедника. Больше всего на свете она ценила порядок и была на редкость хозяйственна. Ее звали Иоганна Сибилла.

От отца девочка унаследовала незаурядные способности к рисованию, но сам он ничему не мог ее научить. Маттеус Мериан умер, когда Марии Сибилле было всего три года. Первым учителем стал отчим, второй муж Иоганны Сибиллы, Якоб Марель. Он был профессиональным художником, учился живописи у голландских мастеров Утрехтской «цветочной» школы и у знаменитого Георга Флегеля. Якоб первым заметил склонность Марии Сибиллы к рисованию.

Уже с семи лет девочка начала постигать основы мастерства: рисунок, акварель, живопись маслом. Со временем освоила гравирование по меди. Мать была недовольна. По ее мнению маленькой Марии Сибилле все это было ни к чему. Она должна была вырасти добродетельной и хозяйственной – вот и все. Однако Иоганна Сибилла уступила Якобу Марелю, который считал, что способности девочки не должны пропасть. Мать пошла на компромисс: занятия живописью ни в коем случае не должны были мешать Марии Сибилле помогать ей по хозяйству. Это означало, что времени на игры у девочки не останется. Однако и в материнской суровости маленькая Мария Сибилла находила лазейки для радости. Вышивание, по мнению хозяйственной Иоганны Сибиллы, способствовало развитию таких добродетелей, как терпение и усидчивость, и было полезным делом. А Марии Сибилле казалось, что вышивка – это разновидность живописи, к тому же ей позволяли самой придумывать для нее рисунки, и она с удовольствием занималась этим.

Но вот чего уж никак не могла понять и принять Иоганна Сибилла, так это склонность своей дочери к собиранию насекомых. Жуки, пауки и гусеницы – гадость. Бабочки милы, но ловить их – пустое и неугодное богу занятие. Иоганна Сибилла всерьез ломала голову над тем, как отвадить девочку от всяких букашек, интерес к которым у той день ото дня, казалось, все увеличивался. И придумала.

В те времена многие франкфуртские вышивальщицы заводили собственные маленькие шелковичные хозяйства. Шелковые нитки в лавке стоили дорого, гораздо выгоднее было кормить гусениц тутового шелкопряда листьями шелковицы, самим обрабатывать коконы, разматывать и красить нити. Завела себе такую ферму и Иоганна Сибилла в специальном павильоне в саду. Вот к этому-то гусеничному хозяйству и решено было приставить Марию Сибиллу. Девочка должна была следить, чтобы листья шелковицы всегда были свежими, ловить случайно вылетевших бабочек, сортировать коконы. Иоганна Сибилла, конечно, боялась, что дочь не справится, но только так совершенно несерьезное увлечение насекомыми можно было направить в нужное русло. Девочка научится систематически ухаживать за живыми существами и перестанет бездумно ловить других насекомых. Мать и предположить не могла, что именно наблюдая за развитием тутового шелкопряда, Мария Сибилла впервые начнет задавать себе вопросы, отвечать на которые ей предстоит всю жизнь. Сколько нужно съесть гусенице, чтобы превратиться в кокон? Через сколько дней появится бабочка? А другие бабочки тоже вылетают из коконов? А какие листья едят другие гусеницы? Желая привить девочке любовь к полезному труду, мать ненароком дала ей возможность узнать прелесть исследовательской работы. Мария Сибилла начала вести дневник, в котором описывала то, что ей удавалось увидеть в павильоне с шелковичными червями. Ей было тринадцать лет, когда появилась первая запись, а к ней - рисунок.

У маленькой Марии Сибиллы не было учителя, который мог бы дать ей хоть какие-нибудь знания по зоологии. Были книги, но в них не было ничего, что помогло бы ответить на ее вопросы. И вот почему.

О метаморфозах насекомых знал еще Аристотель, но в средние века из-за плохих переводов и гибели огромного числа рукописей это открытие великого грека было забыто. Вплоть до семнадцатого века развитием насекомых ученые целенаправленно не занимались. Книги о насекомых, конечно, выходили. Им посвятили целые тома в своих зоологических сводках-энциклопедиях и швейцарец Конрад Геснер (1516 – 1565), и итальянец Улисс Альдрованди (1522 – 1605). В 1634 году вышла книга английского натуралиста Томаса Моуфета, известная под названием «Театр насекомых». Все эти ученые хотели прежде всего собрать материал о как можно большем числе видов. Ключевым признаком для систематики насекомых они считали наличие крыльев. Гусеницы и бабочки, таким образом, попадали в разные группы.

Первым всерьез занялся изучением развития насекомых голландец Ян Сваммердам (1637 – 1685). Он тщательно препарировал и разглядывал в сильную лупу, а то и под микроскопом, всех насекомых, которые ему только попадались. В различных куколках он обнаруживал то зачатки взрослой бабочки, то - жука, то - мухи. Метаморфоз насекомых был открыт им снова, спустя почти двадцать веков со времени Аристотеля. Ян Сваммердам создал первую систему классификации насемых на основе особенностей их развития. Однако голландский ученый был всего на десять лет старше самой Марии Сибиллы Мериан. Его знаменитая «Общая история насекомых» вышла в голландии в 1669 году. Эта книга, конечно, никак не могла служить ей учебником. Мария Сибилла узнала о Яне Сваммердаме гораздо позже.

В семнадцать лет Мария Сибилла Мериан вышла замуж за молодого художника Иоганна Андреаса Графа, ученика Якоба Мареля. Такой брак был самым естественным для девушки, выросшей среди рисовальщиков и граверов. Решаясь на него, она прекрасно понимала, что, став женой живописца, она поставит свое материальное благополучие в зависимость от прихотей богатых заказчиков своего мужа и капризов моды. Неизвестно, был ли это брак по любви, или Мария Сибилла хотела поскорее избавиться от материнской опеки. Вполне вероятно, молодая художница считала, что в случае неудачной профессиональной судьбы мужа сумеет и сама прокормить семью.

Действительно, молодому живописцу Андреасу Графу не очень везло. Выгодные заказы были редки. Когда у Марии Сибиллы родилась дочь Иоганна Елена, стало ясно, что денег не хватает. Молодая пара решила переехать в Нюрнберг, родной город Андреаса. Там у него была маленькая типография, оставшаяся от отца. Может быть, доходы семьи удастся увеличить за счет книгоиздательства?

Нюрнберг в семнадцатом веке не был крупным торговым центром. Здесь жили поэты, граверы, искусные механики – город славился чудесными музыкальными шкатулками. Книгоиздательство также было в почете. Однако, даже у себя на родине Граф не мог заработать достаточно для содержания семьи. Во всяком случае, так считала Мария Сибилла. Она решила, что должна вносить в семейный бюджет и свою лепту.

Сначала Мария Сибилла брала заказы на вышивку и роспись ткани. Ее скатерти и покрывала скоро стали столь популярны в Нюрнберге, что к ней зачастили молодые дамы, желающие постичь секреты ее мастерства. Действительно, краски Марии Сибиллы чудесным образом не тускнели при стирке, а вышивки отличались необыкновенной тщательностью исполнения и особым стилем рисунков. Что касается красок, то их она готовила сама по рецептам, взятым, возможно, у Якоба Мареля, а вышивки очень выигрывали оттого, что Мария Сибилла «оживляла» модные цветочные композиции, добавляя изображения насекомых, при чем не только обычных бабочек, но и жуков, кузнечиков, мух, и даже – гусениц. Вот где неожиданно пригодился опыт детских наблюдений.

Постепенно вокруг Марии Сибиллы сложился постоянный кружок учениц-вышивальщиц, которые рады были платить ей за обучение. Благодаря занятиям с ними, у Марии Сибиллы родилась идея ее первой книги. Она решила сделать альбом рисунков или «образцов» для вышивки. Сначала нужно было написать серию акварелей, потом по ним сделать гравюры, раскрасить, сшить, и – книга готова. Мария Сибилла обладала всеми необходимыми навыками для этого, к тому же могла расчитывать на помощь мужа и его типографию. Альбом было решено назвать «Книга цветов». Все, связанное с цветами тогда было в большой моде, и название должно было привлечь в первую очередь молоденьких барышень. Разумется, Мария Сибилла собиралась «населить» свои цветочные композиции и насекомыми, но это должно было стать небольшим сюрпризом для покупательниц, не стоило оповещать их об этом прямо с обложки.

Чтобы скорее начать продавать книгу, Мария Сибилла решила сделать 3 выпуска альбома, с 12 цветными «образцами» каждый. Первая часть «Книги цветов» вышла в Нюрнберге в 1675 году. Тираж был с большим успехом распродан.

Заработки Марии Сибиллы в Нюрнберге позволили существенно поправить материальное положение семьи Графов. Доходы от продажи вышивок, обучения вышивальщиц, издательства книг были достаточны для вполне приличного существования. Пожаловаться Мария Сибилла не могла: она неплохо зарабатывала, причем занимаясь своими любимыми делами. Казалось бы, чего еще желать? Однако тяга к изучению насекомых не покидала ее, несмотря на успехи на прочих поприщах. Это не могло не казаться странным: только приехав на новое место, Мария Сибилла сразу же устроила питомник для гусениц, начала их собирать, кормить, вести наблюдения, зарисовывать, записывать. Мало того, что уход за живыми насекомыми отнимал массу времени и доставлял неудобства, вся эта деятельность могла вызвать подозрения особого рода у суеверных горожан, и, особенно, у горожанок. Опыты с живыми гусеницами могли счесть в лучшем случае чудачеством, а в худшем – колдовством. Во второй половине семнадцатого века в Германии это было очень даже возможно. Дурная слава была совсем не нужна Марии Сибилле, чьи доходы напрямую зависели от расположения к ней достопочтенных нюрнбергских бюргерш. Не лучше ли было бросить сомнительное занятие? Но, либо Марии Сибилле удавалось скрывать от любопытных свою «научную» деятельность, либо она не обращала внимания на слухи и сплетни, но наблюдений она никогда надолго не оставляла, о чем свидетельствует ее научный дневник. Интерес, возникший в ранней юности, не гас с годами, а скорее наоборот – результаты уже проведенных наблюдений побуждали продолжать работу.

Превращение гусеницы в бабочку сейчас нам не кажется чем-то сверхъестественным. О метаморфозе насекомых теперь знает любой школьник. Досконально изучены не только все стадии развития насекомых с полным превращением, но и гормональная регуляция метаморфоза, его тонкие механизмы. В семнадцатом веке лишь достаточно образованные люди знали, что гусеницы – это будущие бабочки. Поэты, художники и философы той эпохи видели в гусенице символ бренной земной жизни, отягощенной низменными стремлениями. Проводили аналогию между превращением гусеницы в бабочку и освобождением души человека от бренного тела при переходе в загробный мир. Смерть человека таинственна и непостижима. «Смерть» гусеницы и «освобождение» от нее бабочки может произойти у человека на ладони, и великое таинство будет осмыслено. Такие рассуждения должны, отчасти, помочь разобраться в происхождении глубокого неизменного интереса у немецкой горожанки семнадцатого века к метаморфозу насекомых. Мария Сибилла пыталась изучать то, что казалось ей чудесным, божественным. Ничто не вызывает такого интереса у пытливых натур, как чудеса. Представьте, что у вас есть возможность наблюдать у себя дома явление, которое кажется вам настоящим чудом. Смогли бы вы с легкостью отказаться от этого из практических соображений?

Так или иначе, но в Нюрнберге Мария Сибилла не оставляла своих наблюдений. Ее научный дневник, или “Studienbuch”, как она его называла, был полон подробных заметок и тщательных зарисовок. Мария Сибиллв описывала место, где была найдена та или иная гусеница, растение, на котором она была поймана, чем питалась в неволе, через сколько дней начинались превращения. Часто в ее поле зрения попадали и другие насекомые, вызывавшие не меньшее удивление, чем бабочки. Например, однажды из гусеницы появилась вовсе не бабочка, а перепончатокрылый наездник. Мария Сибилла еще не могла тогда знать, что наездники откладывают яйца в гусениц, а их личинки развиваются, выедая их изнутри. Удивление вызвали и блестящие зеленые мухи, вылетевшие из тела мертвого щегла. Непонятного было больше, чем понятного, но Марию Сибиллу это не смущало. Она не пыталась сразу объяснить все факты, а лишь старалась описать по возможности более точно все, что видела.

Через несколько лет после переезда в Нюрнберг Мария Сибилла решила издать свою первую книгу о насекомых. Она хотела рассказать о тех маленьких «чудесах», которые ей удалось подсмотреть в своем саду и «лаборатории». Художница не хотела следовать примеру авторов знакомых ей с детства книг. Там было много изображений насекомых, но совершенно невозможно было представить по ним, как живут все эти существа. Мария Сибилла считала, что насекомых нужно изображать вместе с растениями, которые служат им пищей и убежищем. Каждая стадия развития той или иной бабочки должна быть нарисована и описана в тексте максимально достоверно, но, кроме того, рисунки должны быть выполнены в соответствии с законами художественной композиции и даже требованиями моды. Книге не повредит, если иллюстрации будут радовать глаз, напротив, она будет лучше продаваться. Вероятно, рассуждая подобным образом, Мария Сибилла и изобрела тот уникальный тип научно-художественной публикации, который сделал ее знаменитой, и благодаря которому ее книги до сих пор являются гордостью лучших библиотек мира.

В 1678 году у Марии Сибиллы родилась вторая дочь Доротея Мария, а в 1679 году вышла первая часть книги «Чудесное превращение гусениц и необычное питание цветами». Пятьдесят раскрашенных вручную гравюр и пятьдесят пояснений к ним. Самые обычные, всем известные растения – черешня, слива, красная и черная смородина, лопух, крапива, одуванчик, вьюнок, мальва, желтый донник и другие – были изящно нарисованы и тщательно выгравированы. Каждая гравюра как бы рассказывала о развитии бабочки и, кроме того, о ее связи с растением. Крапива жгучая и малая крапивница, цветущая брюква и капустная белянка, одуванчик – и бабочка-кистехвост. Кроме гусениц, куколок, коконов и взрослых бабочек Мария Сибилла изобразила на растениях и других насекомых – майского жука, мух-тахин, наездников и даже – тлю. Художница старалась находить в книгах правильные названия насекомых. Если не находила, – придумывала сама. Например, бабочку Polygonia c-alba она называла «летняя птичка – с» из-за рисунка в виде буквы «с» на ее крыльях. Словами «летняя птичка» Мария Сибилла всегда обозначала взрослых бабочек, в отличие от гусениц. А куколок называла «финиковые косточки». Современному энтомологу все это, конечно, не может не казаться наивным. Однако, благодаря своей поразительной наблюдательности, уже в этой, первой, книге Мария Сибилла сообщила много нового о развитии насекомых и об их взаимоотношениях с растениями. В то же время, ее гравюры – настоящие произведения искусства, приглашающие полюбоваться тем, что нас окружает и удивиться повседневному.

В 1685 году брак Марии Сибиллы Мериан и Андреаса Графа распался. Мария Сибилла решила покинуть Германию и поселиться в Западной Фрисландии, которая была частью Республики Соединенных Провинций, или Нидерландов. Жить ей предстояло в замке, принадлежавшем одной христианской общине. Вместе с ней должны были перехать ее старая мать и обе дочери. Решение не было поспешным. Ему предшествовала длительная переписка с членами общины. Марии Сибилле предлагали очень соблазнительные условия: ее должны были освободить от всех сельскохозяйственных работ, обязательных для других жителей замка, а она должна была заниматься живописью, гравировкой, собирать гербарий. Все заботы о пропитании ее, ее матери и дочерей община брала на себя. Получить возможность посвящать больше времени любимым занятиям - это было, несомненно, привлекательно для художницы. Важную роль в принятии решения сыграли и религиозные побуждения. После тщательных раздумий и взвешиваний всех за и против, Мария Сибилла согласилась переехать в другую страну и связать свою жизнь с христианской общиной.

В замке Валта в Западной Фрисландии Мария Сибилла Мериан провела пять лет. Она собирала растения, ловила насекомых, наблюдала, записывала, зарисовывала. Учила латинский и голландский языки. Занималась живописью. Она сделала более 40 великолепных акварелей, на которых были изображены пряные и лекарственные растения – фенхель, укроп, сныть, цикорий, лопух, щавель, чабрец, девясил, ромашка и другие. Была задумана книга о травах. Многие акварели из этой серии содержали и живописные «истории развития насекомых», причем не только бабочек. Сныть - и наездник из семейства Ichneumonidae, цикорий, золотой шар и - пилильщик. Можно было, конечно, изобразить растения и без них, но, вероятно, Мария Сибилла не хотела изменять своему стилю, а, может быть, использовала любую возможность, чтобы поделиться знаниями о насекомых.

Но не только изучением окружающей природы было знаменательно для Марии Сибиллы пребывание в замке Валта. Именно здесь, во Фрисландии, она узнала о существовании голландской колонии Суринам в Новом Свете. И не просто узнала. В замке были коллекции насекомых, раковин, засушенных растений и плодов, привезенных оттуда. Перебирая эти образцы, Мария Сибилла восхищалась причудливостью форм и красок. Ей безумно захотелось побывать там и самой познакомиться с представителями мира тропических насекомых, который здесь, на севере, казался ей просто фантастическим. Родилась мечта, которая через некоторое время определила дальнейшую судьбу Марии Сибиллы. В 1691 году, после смерти матери, художница покинула замок во Фрисландии и с двумя дочерьми переехала в Амстердам.

Этот чудо-город-сад на каналах в конце семнадцатого века был средоточием всего самого прогрессивного в Европе. Благодаря религиозной терпимости городских властей, здесь собрались предприимчивые люди со всего света. Протестанты, католики, иудеи и даже мусульмане без помех открывали здесь магазины восточных товаров, ювелирные мастерские, книжные издательства. В гавани бросали якоря корабли Ост- и Вест-Индских компаний, доставлявшие в Амстердам заморские фрукты, пряности, кофе, табак, слоновую кость, драгоценную древесину. Городские власти собирали огромные пошлины и обустраивали город. Здесь выходила первая в Европе газета, причем ее печатали сразу на шести языках. Улицы и набережные были добротно вымощены и украшены вечнозелеными растениями. В городе были публичные библиотеки и ботанический сад. Николаас Витсен – бургомистр Амстердама и глава Ост-Индской компании – устроил у себя кабинет редкостей или кунскамеру. К науке в Амстердаме относились с большим уважением, ученых почитали. Здесь жили уже известный нам зоолог и анатом Ян Сваммердам, профессор анатомии и ботаники Фредерик Рюйш, изобретатель микроскопа Антоний ван Левенгук и другие светила того времени.

Амстердам словно был создан для независимой, предприимчивой и любознательной Марии Сибиллы Мериан. Голландский язык и латынь она уже более-менее освоила, так что научные богатства Амстердама были ей доступны. В библиотеках кроме книг хранились акварели и гравюры лучших европейских мастеров, рассматривая которые, художница могла получать дополнительные уроки живописного мастерства. Незачем и говорить, что Марии Сибилле очень хотелось остаться в Амстердаме надолго, стать его полноправной жительницей. В этом городе не только можно было многое узнать и многому научиться. Отсюда начинались морские пути в тропики Нового Света, о которых мечтала Мария Сибилла. Но была ли она сама нужна Амстердаму? Она не могла больше расчитывать на религиозную общину, кормившую ее семью в последние годы. Приходилость снова думать о заработках.

Волноваться пришлось недолго. Привыкшие к роскоши жены городских сановников трепетно следили за модой, готовые ради нее на любые траты. А в моде были цветы. Амстердам, как и многие другие западноевропейские города в семнадцатом веке, был во власти настоящего цветочного бума. Ярче всего это проявилось в знаменитой голландской «тюльпаномании». Известны случаи, когда ради приобретения луковиц редких сортов продавали дома и поместья. Изображения прекрасных садовых цветов стоили дешевле их самих, но зато было много желающих купить хотя бы нарисованный цветок, раз живой недоступен. Кроме того, богатые владельцы оранжерей стремились обязательно увековечить каждое расцветшее у них «чудо». Ясно, что художнице, умеющей изысканно и точно изображать цветы, можно было не бояться голодной смерти в Амстердаме. Однако ее успех в этом городе превзошел все ожидания.

Необычные цветочные акварели, «населенные» тщательно выписанными насекомыми, вызвали восторг у светских дам. У Марии Сибиллы скоро появились богатые поклонницы, которые не только охотно покупали работы художницы и ее дочерей, но хотели также брать уроки рисования. Как и в Нюрнберге, очень скоро образовался кружок учениц, благодаря которому Мария Сибилла познакомилась со многими людьми, неравнодушными к хорошей живописи, книгам, науке. Мария Сибилла стала бывать в Вехте, пригороде Амстердама, где в роскошных виллах на берегу реки отдыхала городская элита. В хитроумно устроенных оранжереях там выращивали тропические растения, семена и саженцы которых с большим трудом доставляли в Амстердам по морю. Перед ней открылись двери лучших библиотек, живописных собраний, кабинетов редкостей. Мария Сибилла познакомилась с работами лучших ученых, которые в семнадцатом веке изучали особенности развития различных животных: Яна Сваммердама, Марчелло Мальпиги, Франческо Реди, Антонио ван Левенгука.

Несмотря на насыщенность амстердамской жизни, Мария Сибилла не прекращала вести наблюдения за насекомыми. Не оставляли ее и мысли о путешествии в Южную Америку. Зачем, казалось бы, немолодой женщине (а Марии Сибилле было уже за пятьдесят), подвергать себя тяготам и опасностям дальнего морского пути? В Амстердаме были прекрасные коллекции тропических насекомых и ботанические сады с оранжереями. Кое-что можно было узнать из рассказов уже побывавших в Суринаме коммерсантов, военных, миссионеров. Стоило ли ехать самой? Всегда была возможность заказать необходимые образцы, чтобы их доставили прямо из Суринама. Но, видимо, не в характере Марии Сибиллы было довольствоваться информацией из вторых рук, да и решительности ей было не занимать. В июне 1699 года она вместе со своей младшей дочерью Доротеей Марией, которой только-только исполнился двадцать один год, поднялась на борт торгового судна «Виллем де Рейтер», отплывавшего в Суринам. Багаж двух дам состоял, в основном, из всевозможных коробок, коробочек, склянок, ящиков, ящичков и корзин, предназначенных для упаковки «натуралий». Разумеется, были взяты карандаши, кисти и краски, а также научный дневник Марии Сибиллы, ее “Studienbuch”.

Плавание должно было продолжиться больше двух месяцев. Самую грозную опасность представляли пираты. В те времена «черные корсары» были обычным явлением в тропической Атлантике, и на небольшом торговом корабле Марии Сибиллы даже были установлены пушки. Все находившиеся на борту люди, как команда, так и пассажиры, каждый день упражнялись в стрельбе. К счастью, то ли благодаря молитвам благочестивых пассажирок, то ли осторожности капитана, страшной встречи не произошло. Но и без пиратов трудностей хватило. Люди страдали от ужасной тесноты на корабле, тропической жары, укусов блох и вшей и почти непригодных для употребления воды и пищи. У Марии Сибиллы и Доротеи был хороший личный запас изюма, кураги и фиников, но они не могли накормить всю команду и не могли не страдать, видя, как мучаются другие. Дамам была предоставлена одна из лучших кают на судне, капитан был почтителен, матросы были готовы выполнить любое требование пассажирок, но, все равно, два с половиной месяца на тесном корабле в тропиках при вынужденном безделье стали тяжелым испытаниям для Марии Сибиллы и ее дочери.

Как бы то ни было, в августе 1699 года судно подошло к берегам Южной Америки, к тому месту, где огромная река Суринам впадает в Атлантический океан. Дельта Суринама – это целая система рек, речек, речушек, островов и островков. Судно начало медленно подниматься вверх по течению реки, к городу Парамарибо, а Мария Сибилла жадно вглядывалась в прибрежные заросли, пытаясь увидеть в них живых обитателей. Первое, чем поразила Марию Сибиллу Южная Америка, были невероятно яркие цвета оперений тропических пернатых. Казалось, что таких ярко-зеленых, розовых, бирюзовых птиц не может быть в природе, а они стайками носились над водой, сидели на ветвях мангровых деревьев, горделиво шагали по огромным листьям водных растений. Иногда на ветке дерева можно было увидеть большую зеленую ящерицу-игуану. Мария Сибилла мгновенно забыла все тяготы дальнего морского пути и радостно готовилась ступить на эту фантастическую землю.

Парамарибо – главный и единственный город голландской колонии – находился на берегу реки Суринам в нескольких милях от побережья. Крепость Зеландия защищала его от пиратов и демонстрировала мощь далекой метрополии в колониальном исполнении. Поселенцы изо всех сил старались придать Парамарибо вид опрятности и порядка, столь уважаемый на их родине. Однако мир тропиков, попирая все хитроумно возводимые преграды, неизбежно обрушивался на каждого вновь прибывшего лавиной невероятных впечатлений.

Была поражена и Мария Сибилла. Здесь все словно было перевернуто с ног на голову. Начать хотя бы с улиц. Чистенькие и прямые, почти как в какой-нибудь голландской деревушке, они были вымощены не чем-нибудь, а осколками устричных раковин. Поневоле вспоминались слышанные еще в Амстердаме небылицы о том, что устрицы в Суринаме растут на деревьях. Иначе, откуда их столько? Мария Сибилла еще не знала тогда, что устрицы часто прикрепляются к воздушным корням мангровых деревьев, образуя на них целые гроздья. Во время отлива эти гроздья устриц прекрасно видны. Собирать их проще простого – не нужно нырять. Поэтому и превращаются эти моллюски из редкого деликатеса в самый обычный продукт питания, а их раковины заменяют булыжник и щебенку. Да и происхождение легенды о том, что устрицы в Суринаме растут на деревьях, тоже становится очевидным.

Вдоль улиц были посажены апельсиновые и лимонные деревья. Они были покрыты цветами и плодами одновременно. Плодов было столько, что Мария Сибилла смогла поверить в то, чего она никак не могла представить себе в Голландии – что деревянные полы в домах белых господ в Парамарибо натирают апельсиновым соком.

Тропики поражали изобилием, но и расплачиваться за него приходилось. Жара при большой влажности, всевозможные кусающиеся насекомые, всюду проникающая плесень, мгновенно портящиеся продукты - вот далеко не полный список проблем. Если бы не труд чернокожих рабов, белым колонизаторам было бы не под силу выносить все эти тяготы. Освоение «зеленого рая» стало бы просто невозможным. Вот почему благочестивые и цивилизованные голландцы, оказавшись в тропиках, быстро приходили к необходимости использования рабского труда. Всю тяжелую работу перекладывали на плечи чернокожих невольников, у которых не было выбора. Белая госпожа в Парамарибо могла большую часть времени проводить в самой прохладной и защищенной от насекомых части своего дома, практически не двигаясь. Работать нужно было только голосом, отдавая распоряжения слугам. Полагалось иметь минимум четырнадцать рабов: двух женщин для рынка и приготовления пищи, трех для уборки и стирки, трех мужчин для сада, дров и воды, а также шесть гребцов для того, чтобы ездить на удаленную от дома плантацию.

Приобрела нескольких рабов и Мария Сибилла. Ей очень трудно было объяснить своим неграм-садовникам, почему они должны ловить и собирать всех насекомых, которые им только попадутся, а, кроме того, еще и рвать для них листья. Но потом, быстро смекнув, что эти занятия легче многих других, чернокожие садовники стали почти все свое время тратить исключительно на ловлю бабочек.

Мария Сибилла непременно должна была сама побывать там, где белой госпоже находиться было просто неприлично – на городском рынке. Это было пестрое и шумное средоточие жизни в Парамарибо, где целые связки ярких тропических фруктов или корзины пугающей шевелящейся рыбы стоили дешевле одного гвоздя. Черные рабыни-кухарки в просторных белых одеждах громко торговались, выбирая продукты для своих хозяев. Мелькали обнаженные потные тела носильщиков. Деловые плантаторы собирались в маленьких закусочных под пальмовыми крышами, чтобы обсудить виды на урожаи сахарного тростника, кофе, какао, табака и прочих видов «колониального золота», а также подымить своими голландскими трубками. Главным же для Марии Сибиллы было то, что сюда полуголые раскрашенные индейцы из сельвы приносили диковинные дары своего «зеленого ада», и можно было увидеть своими глазами фантастических животных, о которых Мария Сибилла слышала в Европе. Индейцы пытались продавать больших ярко-зеленых ящериц игуан, мясо которых у них считалось деликатесом, птиц-туканов, яркие клювы которых были чуть ли не больше всего остального тела. Иногда на рынке появлялись животные, у которых не было европейских аналогов, и их можно было называть только странными индейскими именами: капибара, агути, увари.

Жизнь городка Парамарибо подчинялась двум главным ритмам - небольшому суточному колебанию зноя, от более-менее терпимого до практически невыносимого, и чередованиям сухого и дождливого сезонов. Несмотря на все старания поселенцев как можно дальше отодвинуться от первозданной тропической природы, она все равно была всюду. Марии Сибилле не нужно было выезжать за город для того, чтобы начать свои наблюдения. Насекомые просто кишели вокруг, и негры-садовники исправно их ловили. Как всегда, Мария Сибилла стала помещать пойманных гусениц в специальные коробки, кормить их листьями того растения, на котором они были пойманы, отмечать все стадии превращения, рисовать, записывать.

Марии Сибилле удалось запечатлеть жука-арлекина, передние ноги которого необычайно длинны и напоминают задние ноги кузнечика. Потом – стадии развития удивительной бабочки, которая теперь называется коконопряд Кассандра. Ее гусеницы сначала были белыми в черную полоску и с острыми черными шипами, но потом, от линьки к линьке, стали меняться. Сначала потеряли полоски, потом отбросили шипы, потом изменили цвет, и, в результате, превратились в крупных гладких желтых гусениц. Мария Сибилла ни за что бы ни поверила, что это одни и те же насекомые, если бы не пронаблюдала все изменения своими глазами. Питались гусеницы листьями кораллового дерева, дальнего родственника акации. Его крупные ярко-оранжевые цветы были собраны в роскошные соцветия-кисти. Плантаторы называли коралловое дерево кофейной мамой из-за того, что в его легкой кружевной тени особенно хорошо рос кофе.

Кроме коконопряда Кассандры Мария Сибилла изучала развитие бабочки большой атлас, табачного бражника, оливкового махаона, ночного павлиньего глаза, гусеницы которого были покрыты волосками, жгучими, к?к у крапивы. Ее очень интересовали тропические растения, плоды которых можно было употреблять в пищу. Оказалось, что в клубнях маниока очень много крахмала, но содержится также синильная кислота, из-за которой сырой сок, выжатый из клубней – сильный яд. Однако стоит его прокипятить, и он превращается во вкусный полезный напиток. Мария Сибилла нарисовала ветку дерева гуайявы, сливы-момбин, а также дикого лимона, мелкие плоды которого, высыхая, засахаривались и сами собой превращались в подобие цукатов.

Дождавшись окончания дождливого сезона, в марте 1700 года Мария Сибилла и Доротея Мария снова отправились в путь. Они решили все-таки подняться на несколько миль вверх по течению реки Суринам, чтобы пожить на удаленной от Парамаримо плантации, окруженной диким тропическим лесом. Там Мария Сибилла надеялась продолжить свои наблюдения и существенно пополнить коллекцию образцов-натуралий, которую она хотела привезти в Амстердам.

Целых десять дней поднимались вверх по реке две женщины на весельной лодке с большим навесом. Гребцами были рабы-негры. Плантация, к которой они стремились, называлась «Ля Провиденсия» или «Божий Промысел».

Жизнь на плантации отличалась от жизни в Парамарибо тем, что здесь было, в первую очередь, гораздо больше насекомых. Для исследовательской работы это было хорошо, но, помимо наблюдений, приходилось вести непрерывную войну с маленькими вездесущими врагами.

Тараканы съели чулки Марии Сибиллы, после чего она стала ставить свой сундук на четыре перевернутых стакана. Осы свили гнездо прямо над ящиком с красками. Муравьи уничтожали просто все подряд, особенно активно расправлялись с куколками бабочек в коробках. Настоящим бедствием были москиты. От них можно было спастись только под москитной сеткой, а зуд от укусов помогал снимать лимонный сок. Не могли же две дамы, в самом деле, покрывать все тело красным соком дерева таруба, как это делали, защищаясь от москитов, индейцы.

Не смотря ни на что, Мария Сибилла совершала регулярные вылазки в сельву, чтобы самой добывать интересные образцы тропической природы. Впереди всегда шли два негра с тесаками, которые прокладывали тоннели в зеленом месиве сельвы, а за ними – Мария Сибилла. Часто она брала с собой ящик с красками, чтобы иметь возможность прямо в лесу зарисовать то, что не удастся взять домой.

Узнав, что какая-то белая госпожа покупает всякую живность, к ней валом повалили индейцы, таща все, что только можно – змей, рыб, ящериц, птиц, мелких млекопитающих. Однажды принесли крокодила. Коллекция натуралий для Амстердама пополнялась превосходно.

Благодаря жизни в непосредственной близости от тропического леса, Марии Сибилле удалось сделать несколько открытий и описать уникальные явления, неизвестные ранее науке. Она нарисовала и описала муравьев-листоедов, которые могут лишить листвы целое дерево за одну ночь. Видела, как муравьи-портные образуют живые «мосты» из своих тел между ветками. Сама для себя открыла метаморфоз у жуков, наблюдая за жирными белыми личинками пальмового долгоносика, которые считались деликатесом у местных жителей. Одна туземка принесла Марии Сибилле очень необычную гусеницу, на шестом членике тела которой была пара довольно длинных ног. Из гусеницы вывелось странное насекомое, которое Мария Сибилла назвала зобаткой. Гигантские жуки – дровосек-титан и геркулес, рак-отшельник, анаконда, коралловый аспид, жаба-пипа и многие другие животные стали «моделями» для ее рисунков. Кроме результатов личных наблюдений, Мария Сибилла записывала рассказы индейцев о повадках животных. Например то, что паук-птицеяд может съесть целую колибри, она узнала именно от местных жителей. Впоследствии многие серьезные ученые не раз упрекали ее за излишнее доверие к подобным рассказам, но, по-видимому, попав в тропики, Мария Сибилла не хотела отвергать ни один источник информации, понимая, что просто не в силах увидеть все своими глазами.

Почти два года, с августа 1699 года до конца июня 1701, провели Мария Сибилла и ее дочь Доротея Мария в Суринаме. Последняя запись в научном дневнике исследовательницы была сделана в день отплытия из Парамарибо 27 июня 1701 года. Они возвращались на родину с ценным грузом. Двадцать больших ящиков с тщательно упакованными образцами стояли в трюме. Кроме тысяч засушенных насекомых и паукообразных Мария Сибилла должна была доставить в Амстердам одного большого крокодила, двух анаконд, восемнадцать змей поменьше, одиннадцать ящериц и одну небольшую черепаху. 23 сентября 1701 года судно бросило якорь в столице Голландии. В честь его прибытия на улицах города были вывешены флаги.

Весть о возвращении Марии Сибиллы Мериан из Южной Америки быстро облетела Амстердам. Друзья, знакомые и просто любопытные люди стали приходить к ней, чтобы посмотреть на то, что она привезла из тропиков. Ее посетили ученый анатом и ботаник Фредерик Рюйш, аптекарь и коллекционер Альбертус Себа и даже бургомистр Амстердама Николаас Витсен. Влиятельные люди предложили Марии Сибилле организовать выставку привезенных ею натуралий в большом зале городской ратуши. Она с радостью согласилась. Во-первых, она рассчитывала продать часть образцов сразу, а во-вторых, надеялась приобрести таки образом известность, чтобы торговать различными препаратами, раковинами, коллекциями насекомых и впредь. Благодаря путешествию в Суринам у Марии Сибиллы появились связи с людьми, которым приходилось плавать туда регулярно по долгу службы. Некоторые из них с радостью согласились бы доставлять ей из Южной Америки образцы для продажи.

Конечно, вернувшись из путешествия, Мария Сибилла хотела сразу же приступить к работе над большой книгой о метаморфозах суринамских насекомых. Но средства не позволяли. Мария Сибилла хотела, чтобы книга получилась очень добротной. Она решила использовать только самые лучшие краски и пергамент, изготовленный из кожи неродившихся телят, что было недешево. Книга была задумана “in folio”, то есть самого большого из возможных форматов. Получалось, что, прежде, чем приступать к работе, нужно было заработать денег.

И в это время, как нельзя более кстати, Марии Сибилле предложили выполнить очень престижный и хорошо оплачиваемый заказ. Она должна была нарисовать акварели и сделать гравюры для «Амбоинского кабинета редкостей» знаменитого натуралиста Георга Эберхардта Румфиуса. Этот ученый исследовал природу острова Амбоин в Молуккском архипелаге в Индонезии. Затем ослеп, и Марию Сибиллу пригласили не только как художницу, но и как специалистку по природным образцам, чтобы подготовить к изданию каталог всех собраний Румфиуса.

Постепенно удалось скопить необходимую сумму, и Мария Сибилла смогла приступить к работе над главной книгой своей жизни. В 1705 году большой том, который назывался «Метаморфозы суринамских насекомых, нарисованные с натуры и в натуральную величину и описанные Марией Сибиллой Мериан», вышел в свет в Амстердаме. В книге было 60 гравюр. В части тиража гравюры были раскрашены от руки самой Марией Сибиллой и ее дочерьми. Художница посвятила книгу «Всем ревностным и прилежным наблюдателям природы».

В последовавшие годы Мария Сибилла Мериан продолжала рисовать растения и насекомых, сделала целую серию изображений европейских птиц, подготовила второе издание двух первых частей «Книги о гусеницах». Была задумана третья часть, но закончить работу над ней художница не успела. В 1715 году ее разбил паралич, а 13 января 1717 года она умерла. Третья часть «Книги о гусеницах» была закончена младшей дочерью Марии Сибиллы Доротеей Марией.

Так случилось, что совсем незадолго до смерти художницы о ее работах узнал бывший в то время в Амстердаме Петр Первый. Ее акварели ему так понравились, что после смерти художницы он велел приобрести значительную их часть и привез с собой в Петербург. Личный врач Петра Первого Роберт Арескин купил на свои деньги и тоже привез в Петербург научный дневник или “Studienbuch” художницы. Эти сокровища и по сей день хранятся в академических собраниях Петербурга.

Юлия Дунаева
март 2002 г.