|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Моя первая поездка в Китай в 1994 году была такой авантюрой, что я до сих пор не понимаю, как это я на нее решился. Полное отсутствие знаний китайского языка, микроскопические знания английского, крайне смутные представления о реалиях тамошней жизни, вообще первое путешествие за рубежом и вдобавок в одиночку – все это вместе говорило о крайне низкой подготовленности к подобному предприятию. Поэтому, чтобы не отступать от задуманного, я всем, кому только можно было, заранее рассказал о своих планах, чем закрыл себе дорогу к отступлению.
Приезд 6 мая в 6 утра в Пекин на железнодорожный вокзал задним числом воспринимается со смехом, но тогда я чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Выйдя из поезда и обнаружив, что человек из российского посольства, который прислал мне приглашение, меня не встретил, я попытался по-английски выяснить у снующих по всем направлениям на привокзальной площади китайцев, где располагается российское посольство. Минут через 15 выяснилось, что никто не понимает по-английски ни слова. Я в прямом смысле впал в прострацию и еще минут 10 тупо стоял, не имея ни малейшего представления, что можно предпринять в этом совершенно чужом городе совершенно чужой страны. Из этого состояния меня, видимо, вывело появление невдалеке пары каких-то европеоидных личностей. Я тут же бросился к ним с вопросом о посольстве. Личности ответствовали мне, что посольство вроде бы где-то в центре и неопределенно махнули рукой в каком-то направлении. Я прицепил рюкзак к тележке, на которой в Москве торговцы обычно возят разные баулы, в другую руку взял сумку и палатку и потащился в указанном направлении. Буквально через несколько минут под тяжестью рюкзака тележка сломалась и пришлось ее чинить посреди улицы. Когда я вновь двинулся вперед, ко мне пристал какой-то старик-оборванец с маленьким мальчишкой; они брели за мной два квартала, выпрашивая милостыню, пока не увидели полицейского. Тут они сразу испарились. А я продолжал идти и спрашивать у прохожих, как найти посольство. По-прежнему, ни одна сволочь по-английски не понимала.
Вдруг ко мне подкатил какой-то велорикша, старый и лысый, и самым наглым образом, без спроса, загрузил мои вещи в свой драндулет. Затем вынудил сесть и меня и начал спрашивать – естественно, по-китайски – куда мне ехать. Я вяло махнул рукой вперед, поняв только, что он повезет меня за 2 доллара. Старикашка бодро закрутил педалями, поминутно оглядываясь на меня и спрашивая взглядом, правильно ли мы едем. Я чередовал кивки головой с пожиманием плечами. Через некоторое время ехать неизвестно куда надоело, и я остановил его чем-то вроде звука ”тпру”. Затем вылез из коляски, оставив там вещи, и снова пристал к прохожим все с тем же вопросом. По-прежнему никто не понимал. Так мы продолжали то ехать, то останавливаться с расспросами. Никаких сдвигов. Увидел какого-то иностранца, снова остановил возницу и опять стал интересоваться местоположением нашего посольства. Иностранец развернул карту Пекина и начал честно искать. Естественно, не нашел. Но вот, наконец, мне повезло. Какая-то китаянка ответила по-английски. Где находится посольство, она не знала, но зато она сообщила о цели моего путешествия рикше. Старик необычайно оживился, стал мне всячески показывать, что он все понял, снова усадил меня в коляску и с гиканьем помчался практически по самому центру проезжей части. Попутно он постоянно орал своим коллегам что-то типа “разойдись”. Наконец, мы приехали. В посольстве я встретился с неким Валерой Ткачевым – сотрудником консульской службы, который и прислал мне приглашение. Я провел в его обществе полдня. Валера дал мне много ценных советов, научил есть палочками, помог обменять доллары на юани по выгодному курсу, снабдил литром бензина для моего примуса, купил мне билет до Сиани (Xian), и в тот же вечер я уже сидел в поезде и направлялся к первому запланированному еще в Москве пункту – святой горе Хуашань (Huashan).
|
| Священная гора Хуашань. |
Утром, пока я еще ехал в поезде, ко мне подсели парень и девица, говорящие по-английски. Из разговора выяснилось, что поезд проезжает мимо самой близкой к нужной мне горе станции без остановки, поэтому мне придется доехать до Сиани, а затем возвращаться либо на электричке, либо на автобусе. Однако наш поезд опаздывал, поэтому на электричку я уже не успевал. В Сиани мои новые знакомые купили мне билет на автобус и посадили в него. Несмотря на 4-часовую дорогу билет стоил всего 10 юаней. На полдороге автобус сломался. Все пассажиры вылезли, а через некоторое время уже дружно втискивались в какой-то другой подъехавший автобус. Втиснулся и я. В конце концов уже в полной темноте мы прибыли на место.
Гора Хуашань считается святой буддийской горой. К вершине проложена дорога, по которой вверх-вниз идут нескончаемым потоком китайские туристы и паломники. Их цель – достичь вершины и встретить там рассвет. Моя цель была совершенно другой. Для меня главным было пособирать насекомых в сохранившихся в относительно хорошем состоянии лесах, так как святые горы в Китае – одни из немногих резерватов нетронутой прожорливыми аборигенами природы.
Выйдя из автобуса, я сразу попал на растерзание к нескольким китайцам, каждый из которых норовил устроить меня на ночлег в своем доме (естественно, за деньги). В конце концов я остановил свой выбор на одном юноше, и тот, радостно согнувшись под тяжестью моего рюкзака, повел меня к своему “гестхаузу”.
Маленькое селение, расположенное у основания горы, вытянуто вдоль одной единственной улицы, которая в конце концов плавно переходит в дорогу, ведущую к вершине горы. В один из домов по правой стороне мы и пришли. Там меня чрезвычайно любезно встретил хозяин и повел на второй этаж в предназначенную для меня комнату с душевой и туалетом. В комнате была шикарная двуспальная кровать, тумбочка и стол. Показав мне, как пользоваться унитазом, как включать горячую воду и т.д., хозяин с улыбкой написал мне пальцем на стене цифру 100. Я не имел ни малейшего представления, сколько на самом деле может стоить ночевка в таком номере, но на всякий случай скривил рожу. Тогда хозяин нарисовал цифру 80, и мы ударили по рукам. Поскольку я проголодался, то перед сном решил поесть. Каждый дом на этой улице перед входом имел небольшой ресторанчик, где хозяйничали дети и родственники хозяев. Я, естественно, решил поесть в ресторанчике при своем доме. Одна из дочерей хозяина решила выяснить, что мне приготовить. К этому моменту кроме “здравствуйте” и “до свидания” я знал по-китайски только словечко “мэйо”, которое – почему-то казалось мне – переводится как “не понимаю”. Что оно означает на самом деле, я узнал значительно позже, а пока применял его при каждом удобном случае, давая понять своим собеседникам, что ни черта не понимаю из того, что они мне говорят, и иногда удивлялся их несколько неадекватной реакции. В данном случае я тоже, сидя за столиком, ответил девушке “мэйо”. Девушка отошла к плите и перестала что-либо мне предлагать. Я сидел и ждал, пока она что-нибудь все же принесет. Но тщетно. Она принесла что-то типа пельменей, но не мне, а двум китайцам, сидевшим за соседним столом, а обо мне как будто забыла. Тогда я подошел к ней, показал на пельмени и прожестикулировал, что это именно то, что мне сейчас позарез необходимо. Она принесла мне их и объяснила, что по-китайски это называется “чжао цзы”. Это оказалось довольно вкусно, и после этого случая я уже мог заказывать себе еду и в других местах. Правда, заказ всегда обозначал одно и то же. Иногда мне в ответ звучало “мэйо”; я понимал, что недостаточно правильно произношу название пельменей и несколько раз повторял на все лады “чжао цзы, чжао цзы”. Но мне в ответ улыбались и пельменей не несли. А все дело в том, что “мэйо” означало всего лишь “нет” в смысле “отсутствует”.
Наутро я потащился по дороге в гору, неся все свои вещи. Напрасно хозяин знаками предлагал мне оставить их в его доме. Я рассчитывал поставить где-нибудь на природе палатку и пожить в ней несколько дней. Однако идти в гору с вещами было тяжеловато, и я постоянно останавливался на отдых. Дорога все время шла вдоль небольшой горной речки, склоны которой были крутые и скалистые, так что свернуть в сторону не представлялось возможным. Через час я был мокрый как мышь и устал как собака. Стало ясно, что с моей поклажей далеко не уйти. Но вот на другой стороне реки я увидел маленькую лощинку и понял , что мне надо именно туда. Было одно “но”: я не знал, можно ли сходить с дороги. Поэтому перебираться на другой берег и переносить свою поклажу я старался очень осторожно, выжидая момент, когда никого из китайцев не будет рядом. Прошел, наверное, час, как я, наконец, оказался в облюбованной лощине, скрытый зарослями. Отдохнув некоторое время, я принялся искать путь вверх подальше от дороги и туристов, соблюдая как партизан все меры предосторожности. Но, черт побери, пути наверх не было в принципе. Кругом были только отвесные скалы. Единственной возможностью было вернуться обратно на дорогу. Я мысленно проклял все и вся и стал лихорадочно соображать, что же предпринять в этой ситуации. Стало ясно, что двигаться дальше можно будет, лишь избавившись от вещей, которые лишали меня всякого маневра. Посидев немного, я проделал обратный путь через речку на дорогу. Там я нашел-таки китайского туриста, говорившего по-английски. Он посоветовал оставить вещи в какой-нибудь лавчонке, которые постоянно встречались по краям дороги. Он же сообщил мне, что с устройством на ночлег никаких проблем не будет. Я заплатил хозяину одной из близлежащих лавочек 5 юаней за хранение багажа, взяв с собой только спальник, энтомологические принадлежности и свитер. Наконец-то я освободился от вещей и почувствовал себя человеком. Теперь можно и осмотреться.
Гора Хуашань входит в состав хребта Циньлинь, который, простираясь в широтном направлении, отделяет сухую северную часть Восточного Китая от влажного субтропического Центрального Китая. В той части хребта, где располагается Хуашань, чуть севернее и параллельно ему протекает великая Желтая река - Хуанхэ. Несмотря на начало мая, здесь уже царило лето. Нижняя часть горы все же не миновала участи подавляющего большинства других гор и была сильно обезлесена. В настоящее время она покрыта мелколесьем из айлантов, каштанов, вязов, нескольких видов дубов и других лиственных пород. Повсюду обширные выходы скал, поэтому более или менее похожие на леса участки встречаются отдельными пятнами на почти отвесных скалах, добраться до большинства из которых не представляется возможным. Мне пришлось идти несколько часов, пока на высоте около 500 м я не добрел до ущелья с ручьем, которое отходило в сторону от русла реки и дороги и было в целом проходимо. Я написал “в целом”, потому что на некоторых участках оно сплошь было завалено огромными – по нескольку метров в поперечнике – камнями и пройти такие участки было весьма не просто. Наконец-то, через 10 дней после отъезда из Москвы, я смог насладиться сбором не каких-нибудь, а самых что ни на есть китайских жуков. Фауна была небогатой, но весьма своеобразной. У меня резко поднялось настроение, и я решил для себя, что в Китай я приехал не зря. Я провел в этом ущелье весь остаток дня, а когда стало темнеть, вышел обратно на дорогу и начал искать ночлег. Это оказалось очень простым делом. Достаточно было остановиться у первой же лавки, склонить голову на бок и подложить под нее сложенные вместе ладони. Этот жест был моментально понят хозяином, который, подозвав своего сына, велел отвести меня на ночлег. Местом ночлега оказалась одна из соседних лавчонок, правая половина которой была отгорожена фанерой. Эта отгороженная часть имела узкий проход, по обе стороны от которого тянулось по нескольку отсеков. Каждый отсек имел площадь 2х2 метра, дощатый пол которого по отношению к проходу был поднят сантиметров на 50 и покрыт тонкой ватной подстилкой. На подстилке лежали две подушки, набитые рисом и два ватных одеяла. Отсеки были отделены друг от друга чисто символически, так что разговоры китайцев в соседних отсеках были слышны, пожалуй, даже лучше чем в небезызвестном общежитии имени монаха Бертольда Шварца. Перед сном я возжелал поужинать. В отличие от ресторанчиков у подножья горы, здесь это не составило никаких проблем, так как все съестное лежало на прилавке и полках; достаточно было просто показать на понравившийся тебе продукт пальцем. Я, помнится, поужинал парой вареных яиц, сосиской в вакуумной упаковке и запил замечательным ананасовым компотом с большими дольками. Уснул я моментально.
На следующий день дорога отвернула от речки и начала круто взбираться по скалам. Теперь она представляла собой по большей части каменную лестницу, причем иногда крутизна подъема превышала 60 градусов, когда нужно было буквально карабкаться, держась руками за вышележащие ступени. Вдоль большей части таких крутых подъемов, по бокам этой бесконечной лестницы, были протянуты металлические канаты или поручни. Я даже не могу себе представить, какого титанического труда стоило каменотесам выдалбливание в скалах этого пути и сколько времени на это ушло. Очень приблизительно я оцениваю протяженность этого участка пути в 10 километров при перепаде высот от 1000 до 1800 м. Местами это был очень утомительный подъем, когда приходилось отдыхать буквально каждые 10-15 минут. И это мне, физически крепкому и относительно молодому человеку. Но этот же подъем преодолевали и совсем дряхлые старики и старухи. Конечно, они поднимались значительно медленнее, но все равно, это была фантастика: за несколько дней, напрягая последние силы, эти пожилые китайцы добирались до вершины только для того, чтобы увидеть рассвет и помолиться Будде. Иногда на дороге встречались парами молодые люди, которые за небольшие деньги несли желающего наверх или вниз на специальных лежаках, напоминающих носилки, держа их на своих плечах. Неоднократно они предлагали мне свои услуги. Но я был воспитан в стране советов, свободной от эксплуатации человека человеком, и как истинный гуманист никак не мог позволить себе подобного. В общем, просто не дал людям заработать.
Итак, весь этот участок пути шел через скалы, а иногда даже по скальному гребню, когда в обе стороны вниз уходили гигантские пропасти. Виды открывались просто великолепные, так что дух захватывало, а далеко позади, внизу, извивалась в долине, искрясь в солнечных лучах, великая Желтая река. “Ради этого стоит жить”,- помнится, крутилось у меня в голове, и глупая улыбка не сходила с лица. Ближе к вершине дорога стала снова довольно пологой. Заночевал я в очередной халупе, а утром продолжил восхождение.
Вершина горы Хуашань состоит из трех отдельных пиков, достигающих высоты около 2000 метров, между которыми располагается относительно плоская равнина, поросшая хвойным лесом из нескольких видов пихт, елей, сосен с небольшой примесью лиственных пород. Здесь фауна была уже совсем другой, и я не без успеха провел за ее изучением весь день. Хотя работать снова приходилось партизанскими методами, так как дорога, выйдя на эту равнину, разветвилась на три дороги, которые периодически соединялись между собой тропинками, и поэтому уйти подальше от людей не было никакой возможности.
Здесь нужно заметить, что еще до отъезда я выяснил из различных источников, что собирать в Китае насекомых без официального разрешения нельзя, а получить это разрешение практически невозможно. Именно поэтому, чтобы не нарваться на неприятности, я всегда старался заниматься этим делом так, чтобы вокруг не было людей или, по крайней мере, чтобы никто ни о чем не догадался. Забегая вперед, скажу, что это удавалось мне почти всегда, за исключением одного случая, о котором будет рассказано в свое время.
Так и не дойдя ни до одной из вершин, где с энтомологической точки зрения делать было совершенно нечего, я спустился на ночевку в ту же хибару, где я провел предыдущую ночь. Весь следующий день я потратил на неспешный спуск и к вечеру добрался до подножья, до самых ворот, символизировавших начало пути. Ворота были очень красивые с яркими барельефами и фигурами драконов и прочей китайской нечисти. Здесь же, на небольшой площадке, стояло несколько лошадей со сбруями и седлами, выполненными в традиционном китайском стиле. Желающие могут сесть верхом на лошадь и сфотографироваться на память. Я сфотографировал самих лошадей и этим ограничился.
Все то время, что я был наверху, я несколько беспокоился об оставленных вещах, но, как выяснилось, совершенно напрасно: все было мне возвращено в целости и сохранности. Переночевать я опять собирался в одной из лавочек, не заходя в поселок, где, на мой взгляд, брали чересчур много. Но когда я снова показал жестом, что хочу спать, парень, у которого я оставлял багаж, повел меня в поселок. Я запротестовал, говоря, что там слишком дорого. Парень знал несколько английских слов и кое-как смог объяснить, что устроит на ночлег не дороже 40 юаней. Я успокоился. Он притащил меня в гостиницу. Было уже поздно. Я расположился в номере и решил перед сном помыться, так как уже понял, что совершать омовения в более или менее цивильных условиях мне придется не очень часто. Хозяйка распорядилась растопить печь для нагрева воды, а сама принялась оформлять меня на постой. Для этого мне нужно было заполнить небольшую анкету. Попутно мне было сообщено, что мой номер стоит 130 юаней. Я недоуменно посмотрел на парня, который еще был здесь. Тот стал выяснять отношения с хозяйкой, но, ничего не добившись, не нашел ничего лучше как исчезнуть. Поскольку я уже был порядком вымотан и кроме того успел раскидать половину вещей из рюкзака по комнате, мне просто не хватило духу перебазироваться хотя бы в тот дом, где я ночевал перед восхождением. Со временем я понял, что цены в гостиницах и на транспорте для китайцев и иностранцев разнятся как минимум в два раза, разумеется, не в пользу последних. Видимо, многие китайцы сами этого не знают, и в дальнейшем я уже не доверял их сведениям на этот счет. С помощью жестов и авторучки я выяснил у хозяйки, когда утром на Сиань уходят автобусы и электрички, заручился ее обещанием посадить меня прямо в электричку, с наслаждением помылся теплой водой и лег спать. Перед сном я удовлетворенно отметил, что посещение первой точки с энтомологической точки зрения было удачным и что попутно я начал приобретать навыки разговора с помощью жестов, запомнил несколько слов, запомнил иероглиф, обозначающий мужской туалет, в общем, стал чувствовать себя немного увереннее. С этим я и заснул.
Рано утром хозяйка разбудила меня, я собрался и получил в сопровождение неопределенных лет мужика, который взял мою сумку и повел меня к станции. Идти вдоль путей пришлось довольно долго. Но вот, наконец, и станция. Мужик купил мне в кассе билет, показал, к какому пути подойдет электричка и, распрощавшись, ушел назад. На станции уже собралось некоторое число людей, ожидающих ту же самую электричку. В течение последующих 20 минут эти люди несколько раз как по команде хватала свои вещи и перебегала на соседнюю платформу, пытаясь, видимо, угадать, куда же подойдет опаздывающая электричка. В конце концов, они угадали неправильно, и уже перед самым носом подходящей электрички перебежали на нужную сторону. Я, естественно, бегал вместе со всеми. Сел в электричку, с трудом нашел сидячее место. Через некоторое время прошли контролеры, проверяя билеты. На меня они смотрели как на инопланетянина. Вскоре они прошли обратно; билетов уже не проверяли, но по-прежнему пялились на меня во все глаза. Впрочем, и большинство пассажиров тоже постоянно смотрели на меня, но как только я смотрел на кого-либо в ответ, тот моментально отводил взгляд. Вообще, это довольно не простое моральное испытание, которому в Китае подвергается европеоид. В крупных городах или в каких-нибудь туристских центрах этого нет, но в провинции, где иностранец – редкость, ты постоянно всей кожей ощущаешь на себе десятки любопытных взглядов, от которых некуда скрыться. Правда, через некоторое время к этому привыкаешь и почти перестаешь обращать внимание, но поначалу чувствуешь себя очень неуютно.
Во время какой-то остановки контролеры снова появились в нашем вагоне и остановились около меня. Я на всякий случай снова показал им билет, однако они знаками предложили мне взять вещи и идти за ними. Тут же пассажиры всего вагона повскакивали со своих мест и, уже не скрывая своего любопытства, обступили меня и контролеров, глядя на меня во все глаза. Я растерялся, но, видя, что контролеры улыбаются, решил им подчиниться. Они вывели меня из вагона и повели вдоль состава назад. Дойдя до последнего вагона, они жестами пригласили меня внутрь. Этот вагон оказался служебным, в нем сидело всего 4-5 человек. Я удобно разместился, почувствовав себя несравненно лучше. Ко мне подсела какая-то девица. Она оказалась студенткой железнодорожного института и очень сносно говорила на английском. Мы разговорились с ней в меру моих скромных возможностей. В конечном итоге, она пообещала мне взять в Сиани билеты до Ченду, чему я был несказанно рад, так как все еще с трудом представлял себе общение с китайскими билетными кассирами. Наконец, приехали в город. Девица потащила меня в кассы для иностранцев. Однако, к моему разочарованию они были закрыты до 14 часов, тогда как сейчас было 12. Тогда китаянка сказала, что у нее дела, но в 2 часа мы можем встретиться у касс. Конечно же, я согласился. Она показала мне камеру хранения, и я сдал туда свои вещи. Поскольку до рандеву оставалось почти 2 часа, я решил погулять по окрестностям вокзала.
В городе кипела жизнь. На улицах, примыкающих к вокзалу, продавали все что только можно; здесь же готовили, ели, стригли, мыли голову, стирали, выливая грязную воду на тротуар. Иногда можно было лицезреть настоящих профессионалов своего дела. В одном месте я долго наблюдал за виртуозом, который готовил в котле какое-то варево. Его мастерство, так восхитившее меня, состояло в следующем. Он стоял в полутора метрах от булькающего котла, вытянув в его направлении левую руку, на которой лежала длинная колбаска из сырого теста. В правой руке он держал большой нож и быстро-быстро, несколько раз в секунду, отсекал от теста одинаковой величины кусочки, которые под ударами ножа по одинаковой траектории летели в котел. Зрелище было не для слабонервных. В другом месте другой мастер разминал руками кусок теста, время от времени резко растягивая его на всю ширину рук, затем снова комкал его, разминал и опять растягивал. Через некоторое время, убедившись, что тесто дошло до нужной кондиции, он снова растянул его в метровую сосиску. Держа эту сосиску за один конец обеими руками, он вдруг рванул ее в обе стороны, и сосиска расщепилась по всей длине на две части, такие же длинные, но половинной толщины. Тогда фокусник сложил их вместе, не слепляя, и снова рванул. Каждая из двух частей снова аккуратно расщепилась на две еще более тонкие веревки. Он проделывал это несколько раз, пока все его тесто не превратилось в множество тонких вермишелинок, каждая из которых была такой же длины, как и исходная сосиска. Он работал очень быстро, но аккуратно. Я просто не верил своим глазам, как это можно такое проделывать с обыкновенным тестом.
Без четверти два я снова был у касс. Без десяти два девушка еще не подошла. Два часа. Ее нет. Два десять, два пятнадцать … . В два сорок я понял, что дальше ждать бесполезно и, хочешь не хочешь, нужно рассчитывать только на себя. Я поплелся внутрь, подбадривая сам себя. Внутри было с десяток окошечек; некоторые не работали, к другим тянулись очереди по 5-10 человек. Лишь один посетитель был не китайцем. К нему-то я и подошел и спросил, в какую очередь мне нужно встать, чтобы купить билет до Ченду. Затем встал к указанному окошку. Там мне выписали квитанцию и сказали, что заплатить следует в другом окошке. Я так и сделал и, получив другую квитанцию, вернулся к первому окошку, где обменял ее на долгожданный билет на сегодняшний вечер. До поезда оставалось еще несколько часов, и можно было себе позволить совершить более дальнюю прогулку.
Столица любой провинции Китая, за исключением, пожалуй, Тибета и Цинхая, представляет собой огромный многомиллионный город. Древняя Сиань, которая одно время была даже столицей Поднебесной, не является исключением. В последнее время Китай быстро развивается, и приметы нового особенно заметны в городах. Широкие проспекты с развязками, ультрасовременные небоскребы, торговые центры. Но вместе с тем большая часть города застроена невыразительными 2-3-этажными домами, много откровенных трущоб. Больше всего меня потрясло уличное движение. На одном из оживленных перекрестков с круговым движением пешеходный переход вознесен над площадью в виде кольца. Туда можно подняться по лестницам из любого угла перекрестка. Я поднялся наверх и долго оттуда наблюдал за тем, что творилось внизу. А творилось нечто невообразимое. Перекресток регулировался светофором с огромным секундомером, отсчитывающим, сколько времени осталось до переключения светофора, но кроме этого в центре на небольшом возвышении еще находился регулировщик. Правые полосы проезжей части имели специальную разметку и предназначались только для велосипедистов, которых было огромное количество. Остальную проезжую часть занимало множество троллейбусов, автобусов, микроавтобусов, грузовиков, мотоциклов и редких частных или государственных легковых автомобилей, среди которых попадались и советские марки, в основном “Волги”. Кроме того, практически все пешеходы переходили перекресток, не поднимаясь туда, где я стоял в гордом одиночестве, а лавируя между машинами и велосипедами. Сами водители практически игнорировали красный свет, постоянно создавая заторы, но велосипедисты и мотоциклисты в этих заторах легко просачивались между автомобилями. При этом каждый участник движения считал своим долгом посигналить как можно подольше и погромче. Регулировщик в красивой белоснежной форме, находящийся в центре этого хаоса, производил отточенные движения руками и жезлом и умело поворачивал корпусом, четко показывая, какие участники движения имеют приоритет в данный момент. При этом его действия никак не согласовывались с переключениями светофора. Его влияние на дорожную обстановку я оценил как нулевое.
Когда это зрелище мне надоело, я спустился вниз и продолжал прогулку, пока не стемнело, а затем вернулся на вокзал, взял вещи из камеры хранения и пошел к поезду. На перрон в Китае пускают только по предъявлению билета. Вторично билеты проверяют по приезду пассажира на станцию назначения на выходе с перрона. Таким образом, с одной стороны борются с безбилетниками, а с другой стороны ограничивают доступ на перрон разного нежелательного элемента типа нищих и бродяг, которых здесь превеликое множество. Миновав заслон из контролеров, я прошел к поезду и занял свое место.
Китайские поезда состоят из 1-2 вагонов soft sleeper, 3-4 вагонов hard sleeper и из остальных вагонов. Soft sleeper, или мягкий вагон, наиболее цивилен и в принципе по компоновке и уровню комфорта эквивалентен нашему купейному вагону. Каждое из четырех спальных мест в купе покрыто белым покрывалом, у окна между койками небольшой столик, под которым в специальной переносной подставке находится два термоса с кипятком. Когда кипяток кончается, его можно налить в рабочем тамбуре. Там имеется большая емкость с водой, под которой расположена железная печка, растапливаемая углем. Проводник постоянно присматривает за печкой, и таким образом кипяток есть практически всегда. В противоположном тамбуре находятся раздельно “туалет типа сортир” и умывальная комната с двумя умывальниками. Проход между соседними вагонами значительно шире, чем в наших поездах..
Hard sleeper, или плацкартный вагон отличается от нашего тем, что вместо боковых мест у каждого окна расположен маленький столик и два откидных сиденья, а в купе имеется третий, верхний ярус полок. Сами полки несколько короче наших, и когда я растягивался на них, мои ноги выступали в проход сантиметров на 30. Я могу отметить одно несомненное достоинство: в отличие от наших вагонов никакие окна там не запираются и в любое время их можно открыть и наслаждаться свежим воздухом, иначе от духоты можно было бы отдать концы. Чаще всего я передвигался именно в таких вагонах, так как это процентов на 50 дешевле (кстати, большинство европейских туристов также предпочитает hard sleeper). В вагонах курить можно везде, а поскольку в Китае курит по-моему все мужское население, то запах в вагоне стоит соответствующий. Три раза в день по вагонам развозят в тележках расфасованную в пенопластовые упаковки еду. Это почти всегда рис, а кроме него кусочки мяса или курицы и какие-нибудь вареные овощи или бобы. Когда китаец поест, все остатки вместе с упаковкой он бросает на пол или выбрасывает в окно. Если он щелкает семечки или орехи, то всю скорлупу постигает та же участь. Проводница постоянно ходит по вагону с веником и совком, а подметя, сама выбрасывает содержимое совка за окно. Я поначалу не мог к этому привыкнуть и, поев, маялся, не зная, куда бы выбросить остатки. Во время очередного прохода проводницы я протянул ей свою упаковку с объедками. Та недоуменно посмотрела на меня, взяла упаковку, и та полетела на железнодорожную насыпь. В дополнение к вышесказанному, китайцы почему-то очень любят смачно отхаркиваться, и это они тоже делают на пол или в окно. Когда сидишь в вагоне, то постоянно слышишь эти звуки то справа, то слева. Все это вместе взятое на фоне постоянно звучащей китайской речи создает непередаваемую атмосферу. Иногда оживает радио и передает исключительно замечательную современную китайскую эстраду или диалоги комиков. Довольно любопытно слушать их непонятные миниатюры, перемежаемые взрывами хохота всего вагона.
Билеты иностранцам продают обычно только в эти два типа вагонов, но в принципе, если других вариантов нет, а ехать надо, можно купить билет и в общий вагон, хотя мало кто из европейцев может отважиться на это суровое испытание. Меня, по счастью, эта участь миновала; я лишь видел, что там творится, через окно или через тамбур соседнего вагона. Народ сидит и лежит, где только можно (места там только сидячие), в том числе и в проемах открытых окон. В проходе можно передвигаться только по вещам и телам. Если ты встал, и начал пробираться в туалет, то тот, кто разместился хуже тебя, немедленно займет твое место; поэтому – как мне рассказывали сами китайцы – многие, заняв относительно хорошее место, предпочитают терпеть всю дорогу, чтобы его не лишиться. А поскольку набивается в такой вагон людей значительно больше, чем в hard sleeper, то, соответственно, грязи и вони там побольше.
Итак, мой поезд ехал в столицу провинции Сычуань, город Ченду; оттуда мне надлежало добираться до национального парка Улун. Моими соседями оказалась пожилая австралийская чета и трое китайцев, один из которых, молодой человек, работавший в городе Тяньцзин в компании по продаже велосипедов и едущий в Ченду по делам, говорил по-английски. Австралийцев я через некоторое время пожалел; оба они, по-моему, страдали одышкой, но, несмотря на быстро воцарившуюся в вагоне соответствующую атмосферу, мужественно старались не подавать виду. Я довольно скоро нашел с китайцем общий язык. На следующий день, приехав в город, мы вместе поехали на автовокзал, так как он решил сам посадить меня в нужный автобус, что было очень любезно с его стороны. (Вообще, практически все китайцы – очень доброжелательный народ, в чем я убеждался постоянно. Они всегда горят желанием помочь иностранцу, находящемуся в затруднительном положении, и часто это бывает очень кстати.) Однако мы сделали ошибку и приехали не на тот автовокзал. В Ченду их оказалось четыре. Когда мы, наконец, добрались до нужного автовокзала, билеты были только на завтрашнее утро. Согласно книге-справочнику “Заповедные территории мира” полное название интересующего меня заповедника было Венчуань-Улун, поэтому я взял билет до города Веньчуань, полагая, что заповедник где-то рядом.
Итак, я уезжал утром следующего дня, и передо мной встала проблема ночевки в огромном городе. Но и здесь парень решил мне помочь. Мы поехали с ним на фирму, где у него были дела. Там он познакомил меня со своими коллегами, из которых, правда, никто не говорил по-английски. Оставив меня в их обществе, он сел на велосипед и поехал искать гостиницу для себя и меня. Вернулся он примерно через полчаса и сказал, что только в четвертой по счету он смог уговорить администратора поселить иностранца. Дело в том, что в крупных городах лишь некоторые отели предназначены для иностранцев, и цена за место в номере не менее 100, а то и 200 юаней. Здесь же цена составляла 40 юаней, причем номер был большой и очень приличный. Правда, душ и туалет были общими на весь этаж, но для меня это не имело большого значения. Я с наслаждением помылся теплой водой, и мой новый знакомый – а звали его Сон Ли-мин - сообщил мне, что его друзья приглашают нас в ресторан и через час мы встречаемся у их конторы.
В этот вечер я впервые попал в настоящий китайский ресторан. Он был довольно уютным и располагался на первом этаже на одной из оживленных улиц. При входе на стойке бара стоял огромный, примерно 50-литровый, стеклянный сосуд с китайской водкой, весь заполненный змеями, ящерицами и лягушками. Наша компания насчитывала 8 человек, и мы расположились в отдельном кабинете за большим круглым столом. Официант поставил всем по тарелке и по глубокой пиале, а затем начал приносить разные блюда. Я насчитал их 10 разновидностей, включая супницу с бульоном. Из остальных блюд с помощью моего нового китайского друга я смог идентифицировать только сладкую свинину, цыплятину в кусочках с овощами, куриные лапки с баклажанами, речную рыбу, какую-то зелень с проростками пшеницы, зажаренную в масле и жареный бамбук. Другие блюда остались для меня тайной за семью печатями, но все они были чертовски вкусными. С тех пор я твердо уяснил, что китайская кухня – это то, что мне очень близко. Все последующие путешествия только укрепили меня в этой мысли. Где бы ты ни находился, в большом городе или в маленькой деревушке, в ресторане или придорожной забегаловке, везде и всегда готовили очень вкусно. Китайская кухня – это особый мир, который, к счастью, не был разрушен в период революционных потрясений.
Сначала я не знал, как нужно действовать, так как некоторые блюда стояли на другом конце стола, но оказалось, что все очень просто. Центральная часть стола, где стояли все эти яства, оказалась вращающейся. Первое время все молча и сосредоточенно ели, но вскоре потекла беседа, в которой мой приятель выполнял роль переводчика. Неожиданно выяснилось: для того, чтобы попасть в интересующее меня место, совсем не нужно ехать в город Веньчуань. Мне нужно было вылезти из автобуса в некоей деревне Инсиу, километров 50 не доезжая до Веньчуани. Именно от этой деревни начинается дорога на заповедник. Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что выяснил это еще в Ченду. Наконец, ужин закончился, мы сердечно распрощались, и я и Сон Ли-мин вернулись в гостиницу. Вставать на следующее утро нужно было очень рано, так как мой автобус уходил в 6 утра, но мы долго не могли заснуть, разговаривая о жизни.
Рано утром мы вместе прибыли на автовокзал, мой приятель посадил меня в автобус и несколько раз повторил водителю, чтобы тот не забыл высадить меня именно в Инсиу. Весь путь до этой деревни занял около 4 часов. Первая его половина пролегала по густонаселенной Сычуанской низменности, где проживает около 100 млн. китайцев. Практически все время дорога шла через населенные пункты: средние и маленькие города, поселки и деревни.
На одной из остановок в автобус вошла симпатичная девица, которая села неподалеку от меня. Она периодически бросала в мою сторону полные любопытства взгляды, а затем подсела ко мне. Завязался разговор двух человек, одинаково плохо говорящих по-английски. Девицу очень интересовало, куда это я направляюсь. Я рассказал, что люблю природу и еду в пандовый заповедник. Она была удивлена, сказала, что это совершенно дикие места, а потом спросила, не страшно ли мне будет одному в лесу, «где много-много диких обезьян» и прочего зверья. Я ответил в том духе, что опасных для человека зверей там нет, а про себя подумал, что еду в правильном направлении, так как дикие места – это как раз то, что нужно. Затем девицу понесло в политику. Она сообщила мне, что ее любимые лидеры – Ленин и Мао Цзе-дун, а затем спросила, кто мой любимый «лидер». Для откровенного разговора на такую тему я явно не обладал необходимыми знаниями английского. С другой стороны мне казалось не очень уместным демонстрировать девушке свои антикоммунистические взгляды. Поэтому я спустил эту тему на тормозах. Мы поговорили еще немного, а затем на очередной остановке девушка вышла.
Наконец автобус начал подниматься в горы. Местами дорога становилась очень плохой, и часто приходилось останавливаться, чтобы пропускать встречный транспорт в местах, где двум машинам нельзя было разъехаться. Окрестный пейзаж наводил на биолога уныние. Когда-то покрытые великолепными вечнозелеными лесами горы сейчас практически полностью обезлесены, и от их былой красоты не осталось и следа. Историк же мог пару раз увидеть у дороги то, что я для себя определил, как остатки мини-домен времен Большого Скачка, когда, как известно, китайское руководство решило по выплавке стали резко выйти на первое место в мире, для чего приказало всем коммунам обзавестись собственным доменным производством. В сжатые сроки в стране были построены миллионы мини-домен. В результате в тот год Китай действительно выплавил стали больше всех в мире, но она оказалась такого качества, что из нее вообще ничего нельзя было производить. Так эту эпопею и забросили. Но памятники того периода кое-где остались.
Наконец, автобус въехал в деревню Инсиу. Я покидал автобус с радостным чувством, так как метров за 50 до остановки увидел отходящую влево дорогу и маленький плакатик с нарисованной пандой. Я понял, что нахожусь на правильном пути. Под изумленными взорами местных жителей, активно комментировавших мое появление, я быстренько (все еще неуютно чувствуя себя в центре всеобщего внимания) привязал рюкзак к тележке, сверху поставил сумку и палатку и двинулся в сторону заповедника.
Дорога здесь была очень хорошей, недавно отстроенной и шла вдоль реки, постепенно поднимаясь. Иногда попадались маленькие деревушки, состоящие всего из нескольких домов. Большинство домов производило странное впечатление. Не знаю, может в Китае дефицит стекла, может оно многим не по карману, может еще какая причина, но стекол в окнах по большей части не было. Окна были забиты фанерой, старыми циновками, досками, и в результате создавалось ложное впечатление, что дом нежилой. На самом деле жизнь в нем кипела.
Время от времени с полей, расположенных по обочинам дороги, молодые ребята, работавшие там, махали руками и что-то вопили в мой адрес, а я не знал, как на это реагировать, так как представлял себе, что это примерно такая же публика, как и наши деревенские. Но сомнения и, соответственно, опасения довольно быстро развеялись. Скоро я уже сам приветливо махал им в ответ и орал что-нибудь типа “Нихао” (привет – кит.) или “Гитлер капут”. Не удержусь еще раз подчеркнуть, что все китайцы, которые видели меня на дороге, выказывали радостное изумление или просто изумление, но никогда неприязнь или тем более агрессию. Поэтому путешествовать здесь можно совершенно спокойно. Единственное, чего действительно следует опасаться, так это воровства, но об этом в свое время.
Ближе к вечеру я начал думать о ночлеге. Горы все еще были покрыты лишь кустарником и отдельными невысокими деревцами. Но вот на другой стороне реки я увидел небольшую группу деревьев и решил, что если я там поставлю палатку, то с дороги ее никто не увидит. Переправиться на другой берег довольно бурной реки, да еще с тяжелыми вещами, было довольно непросто, но я справился с этой задачей с честью. Однако найти ровное место для палатки оказалось совершенно невозможно, поэтому пришлось поставить палатку так, что когда я ложился внутри, моя голова оказывалась выше ног сантиметров на сорок. А стоило мне забраться в спальник, как я тут же начинал съезжать вместе со спальником по дну палатки, упирался ногами в заднюю стенку, та начинала прогибаться и деформировать всю палатку. Я не нашел ничего лучшего, как навалить снаружи, у этой самой задней стенки, побольше крупных камней. Спать пришлось только на спине, упираясь прямыми ногами в камни.
Утром я умылся на реке, приготовил на примусе завтрак, а потом принялся за сбор жуков. Так как в первую очередь меня интересуют мелкие жуки из семейств Pselaphidae (ощупники) и Scydmaenidae (сцидмениды), которые обитают главным образом в лесной подстилке или трухлявой древесине, то их ловля сводится обычно к просеиванию этих субстратов через специальную колонку почвенных сит. Подстилка в окрестностях моей палатки просто изобиловала моими жуками, и в результате я задержался здесь на 2 дня, практически занимаясь только сбором жуков с перерывами на еду и сон. Улов оказался совершенно фантастическим, и я был на седьмом небе. Лишь одно событие несколько омрачило мое пребывание здесь.
В какой-то момент я вдруг обратил внимание на бурое пятно, расплывшееся на подъеме моего правого кеда. Оно было липким на ощупь. Я никак не мог понять, что же это мне капнуло на ногу? Я расшнуровал и снял кед. Почти весь носок был в крови, а на подъеме красовался серо-бурый шар сантиметра 2 в диаметре. Это была сухопутная пиявка. Я всегда недолюбливал пиявок, но здесь от омерзения меня просто передернуло. Я оторвал пиявку и остервенело принялся кромсать ее ножиком. Затем снял носок. Кровь тонкой струйкой вытекала из ранки еще минут 10. Эти твари вводят в место укуса вещества-антикоагулянты, и кровь на некоторое время теряет способность к свертыванию. До этого случая я всегда думал, что сухопутные пиявки обитают только во влажных тропиках, однако, как оказалось, распространены они гораздо шире; в Южной Америке, например, достигают Южного Чили, а это широта Москвы. Китайские сухопутные пиявки – крайне неприятные существа. Они маленькие и тонкие, 1-3 см длиной; в случае необходимости, чтобы проникнуть через какую-нибудь щель в одежде, они могут вытянуться и стать совсем тоненькими. Укус их совершенно незаметен, поэтому, находясь в местах обитания пиявок, приходится все время осматриваться, а если ты один, то возникает “проблема спины”. К счастью, в Улуне их было мало. Кроме того, я подметил, что пиявки обычно скрываются у земли в самых темных и сырых местах, которых я старался по возможности избегать.
Через два дня, так никем и не замеченный, я снова переправился через реку и вернулся на дорогу. Тащиться вверх с вещами было все же тяжеловато, поэтому я решил попытаться поймать какую-нибудь попутку. Довольно скоро показался автобус, который и остановился по моей просьбе. Я забрался внутрь и вновь очутился под перекрестными взглядами, изумленными и дружелюбными, пассажиров. Автобус проехал несколько километров и остановился в деревне перед КПП со шлагбаумом, который символизировал собой начало заповедника. Сидевший рядом со мной паренек начал пыжиться, краснеть и через некоторое время выпалил: ”You have to get out because the bus turns”. Я вылез, не представляя, пропустят меня дальше или нет. Однако охранник на КПП был настроен очень доброжелательно. Он жестами предложил мне посидеть и подождать следующей попутки. Напротив я увидел большой плакат со все той же изображенной в круге пандой и с текстом из красных иероглифов, видимо, регламентирующим пребывание в заповеднике. Итак, я находился у входа в биосферный резерват, международный центр по изучению и разведению панды, простиравшийся на склонах хребта Цюйлайшань на площади около 200000 га при перепаде высот от 450 до 6240 м и захватывавший все растительные пояса Восточного Китая от вечнозеленых субтропических лесов до альпийских лугов.
Вскоре подоспела попутка, которую для меня любезно тормознул охранник. Это оказался грузовик, в кузове которого лежал бетонный телеграфный столб, выступая далеко назад за задний борт. Столб был закреплен стальными тросами на системе распорок, что, однако, не мешало ему слегка болтаться. Так как место рядом с шофером было занято, то мне показали на кузов, где сидел мальчонка, с любопытством взиравший на меня. Я закинул свою поклажу, залез сам, и мы поехали. Я во все глаза смотрел по сторонам. Дорога то шла рядом с рекой, то поднималась высоко над ее уровнем, и тогда та шумела далеко внизу на дне узкого мрачного ущелья. Склоны гор чем дальше, тем больше покрывались лесом и вскоре целиком поросли им за исключением ближайших окрестностей небольших деревушек и одного довольно большого поселка со смачным названием Конда [с ударением на второй слог], которые попадались на пути. Два раза проехали через туннели: длинный, в несколько сотен метров, и короткий. Когда выехали из длинного туннеля, дорога пошла вдоль какого-то мощного гидросооружения. Было видно, что значительная часть речной воды по специальному тоннелю отводилась куда-то сквозь горы. Поэтому, когда мы миновали этот гидроузел, река – хотя это было выше по течению – стала гораздо многоводнее.
Проехав еще некоторое время, грузовик остановился на участке, где велось бурное строительство нового моста через реку. Бурным я назвал строительство не зря. Это вообще характерно для Китая. Любая стройка – будь то небоскреб, многоярусная развязка или туннель – всегда производит впечатление бурной. Связано это с тем, что на строительстве всегда используется очень мало техники и очень много людей. Мельтешение большой массы людей на строительной площадке и создает впечатление (ничуть, впрочем, не обманчивое) кипучей деятельности. Причем, иногда на стройке и живут тоже. Я это неоднократно видел. Допустим, расширяется мост. Приезжают грузовики, ссыпают грунт, щебень; здесь же вручную что-то долбят, укладывают, разогревают гудрон. Рядом, по уже готовой части моста, разъезжают автомобили. Пыль, грязь, вонь. А в 10 метрах от всего этого стоит палатка, рядом босоногий чумазый карапуз, и тут же на костре мамаша готовит еду. Как я позже узнал, на строительных работах в Китае занято около 100 млн. человек. Причем, например, строительство небоскребов административного пользования значительно превышает реальные потребности в таких небоскребах, но их все равно продолжают строить, так как уменьшение числа востребованных строителей автоматически приведет к увеличению безработицы, так как других рабочих мест в таком количестве просто нет.
И вот я снова в ожидании очередной попутки. На этот раз ею оказался маленький колесный трактор с тележкой, который, однако, двигался довольно споро. Не прошло и 20 минут, как он довез меня до научного поселка заповедника, который находился на высоте 1400 м. В мои планы совершенно не входило входить в контакт с сотрудниками резервата, и я постарался пройти этот поселок насквозь максимально быстро. Затем я пошел дальше по дороге, высматривая по сторонам удобный отворот, где можно было бы поставить палатку. Однако горы были очень отвесные и такой возможности никак не предоставляли. Я прошел небольшую деревню и увидел впереди мост через реку, а с другой стороны реки, метров за 200 до моста, уходящую вглубь узкую лощину. Туда я и решил направиться.
Вход в лощину был совсем узкий и наполовину загорожен одиноким деревенским домом. Я незаметно (как мне показалось) обошел дом и двинулся вглубь. Правда, меня смущало, что, во-первых, дорога, проходившая по лощине вдоль маленькой речушки, была довольно хорошо утоптанной, а кроме того вдоль нее тянулись телеграфные провода. Значит, впереди опять деревня. Так и оказалось. Примерно через километр лощина раздвоилась. Здесь повсюду были видны дома, а все пространство между ними занимали поля. Уже вечерело, и нужно было ставить палатку, но где? Не в полях же. Я выбрал правую развилку лощины и пошел вдоль ручья, продираясь сквозь кусты, стараясь как можно быстрее миновать дома, которые находились справа от меня на пригорке. Уже в сумерках я, наконец, набрел на свободную от кустов маленькую лужайку. Деревня вроде бы осталась позади. Я быстро поставил палатку и принялся готовить ужин. Вдруг ближайшие кусты раздвинулись, и оттуда вышел парень. Я чертыхнулся про себя, но, видя, что парень радостно смотрит на меня, принял такое же обреченно-приветливое выражение лица, как это обычно делал Бузыкин-Басилашвили в данелиевском “Осеннем марафоне”. Парень что-то пространно зажужжал на китайском. Я замотал головой, одновременно пожимая плечами. Сообразив, что я ни черта не понимаю, он тут же принялся веткой чертить на земле иероглифы. Кстати, это довольно характерно для китайцев. Очень часто, видя, что я не понимаю их речь, они начинали вырисовывать иероглифы, видимо, думая, что ну уж это-то он теперь поймет без труда. Однако, здесь парень ошибся. Понятнее его мысль для меня не стала. Посидев некоторое время около меня и сделав еще несколько безнадежных попыток войти со мной в контакт, парень включил фонарик (так как уже совсем стемнело) и ушел через те же кусты, что и пришел. Я поел и лег спать.
Проснувшись утром, я вылез из палатки и тут же был обнаружен несколькими китайцами. Оказывается, ставя в сумерках палатку, я не увидел, что метрах в пяти выше меня по склону шла тропинка, а главное, что впереди опять были дома. Фактически, я поставил палатку посередине большой деревни. Прокляв все и даже не позавтракав, я быстро сложил вещи, вылез на эту пресловутую тропу и пошел дальше. Дома скоро кончились, но я шел все вперед и вперед, чтобы уйти подальше от людей. Мне повезло. Пройдя еще километра два, я наткнулся на новую деревню. Она располагалась справа от меня на полностью безлесном склоне и выглядела несколько по-грузински благодаря своим каменным двухэтажным домам. Как человек исключительного мужества, я перенес и этот удар. Миновав деревню, я упорно не сходил с тропы и еще километра через полтора вышел к очередному раздвоению ручья. Тропа, по которой я пришел, также раздваивалась и уходила дальше каждая вдоль своего ручья. К счастью никаких деревень видно не было, место казалось уже довольно диким, и я решил обосноваться здесь, найдя неплохую полянку среди кустов недалеко от воды. Как я позднее понял, эти тропы деревенские жители использовали, когда ходили в лес за дровами.
Я провел в этом месте неделю. Первые два дня, опасаясь воровства, я после завтрака разбирал палатку и прятал все вещи в густом кустарнике, а вечером вновь восстанавливал status quo. Но это было очень неудобно, занимало массу времени, и я решился оставлять все как есть, забирая с собой только документы и деньги. С вершин близлежащих холмов я пару раз видел, как крестьяне обнаруживали мою палатку. Они останавливались, обходили палатку кругом, но никогда не пытались влезть внутрь или взять лежащую рядом кухонную утварь. Однажды человек восемь пришли ко мне в гости уже вечером, когда я готовил на костре суп. Они принесли стебли каких-то растений и показали знаками, что это надо порезать в суп. Я так и сделал. Получилось вкусно. От предложения поесть со мной они отказались; просто, сидели рядом и мирно разговаривали между собой. Потом они ушли. На следующий день я предпринял попытку перебазироваться дальше, но лес стал совсем глухим, и не найдя удобного места для палатки, я вернулся обратно.
Все это время погода благоприятствовала моим прогулкам. Дожди шли только ночью, лишь однажды несколько часов моросило и днем. Пара дней была откровенно солнечная и жаркая. Но утро всегда было хмурое и холодное. Готовя завтрак, я надевал на себя кроме рубашки еще и свитер, жилетку и штормовку, а изо рта шел пар. И это в конце мая на 31-м градусе северной широты! Но, правда, высота была около 1700 м. Утром и вечером покусывал мокрец. На лице появилось что-то вроде аллергической реакции не знаю на что (опухли веки). Но все это было совершеннейшей ерундой по сравнению с теми замечательными жуками, которых я собирал здесь, в самом сердце провинции Сычуань, обладающей, пожалуй, самой богатой флорой и фауной из всех внетропических областей Земли.
Здесь я впервые имел возможность наблюдать следы весьма варварского способа заготовки бревен местными жителями. Бревна заготавливались чаще всего на вершинах холмов, а затем просто сбрасывались в удобную лощину и скатывались по ее дну до тропы, которая шла ниже. В результате лощина постепенно превращалась в глинистое нечто, больше всего напоминающее желоб для бобслеистов, став ровной, гладкой и полностью лишенной какой-либо растительности.
Утром 23 мая я двинулся в обратный путь с целью не торопясь, за несколько дней, пешком пройти по дороге 40 км, отделяющих Улун от деревни Инсиу, останавливаясь в понравившихся мне местах. Довольно быстро, часа за три с половиной, я преодолел расстояние до трассы: ведь теперь я шел вниз, а это, согласитесь, гораздо приятнее, чем лезть в гору. Я лишь на полчаса задержался в одном месте, на открытом косогоре, который был сплошь усеян спелой земляникой. Не дойдя до научного поселка буквально метров 20, я увидел, что налево, в довольно симпатичное ущелье отходит старая грунтовка. Я свернул туда и метров через 200 увидел водозабор, который снабжал поселок водой. Здесь грунтовка и кончалась. Я прошел еще метров 200 и решил, что здесь, пожалуй, можно и задержаться. Еще дальше, метров через 300, ущелье круто забирало вверх, переходя местами в почти отвесные непроходимые склоны. Однако сама долинка оказалась настолько богата интересующими меня жуками, что я остался здесь на 2 дня.
Здесь я снова столкнулся с пиявками. Обследуя поросший мхом ствол клена, я случайно бросил взгляд вниз и – о, ужас! – увидел достойное триллера зрелище. Одна пиявка уже наполовину скрылась в дырке моего кеда, другая сидела рядом и готовилась последовать за первой, а еще три, прикрепившись задними концами тела к травинкам около ноги, извивались в воздухе, пытаясь дотянуться до оголенной лодыжки, в которую так приятно впиться и вволю напиться вкусной и питательной кровушки. Но кровушка-то была моя, и с подобным ходом событий я был категорически не согласен. Поэтому двух непрошенных гостий я сладострастно пошинковал ножичком, а остальных в исступлении потоптал. В дальнейшем, если в каком-то месте мне приходилось останавливаться более, чем на 5 минут, я сначала в радиусе 1 метра вытаптывал всю траву и потом каждые 30 секунд изучал обстановку вокруг ног. Но, повторюсь, в целом пиявок было очень мало. А ведь на Земле есть области (например, на севере Суматры), где люди практически не ходят в лес из-за огромного количества этих тварей, обитающих там. На следующий день я нашел дохлую пиявку у себя на плече под одеждой. Чем ей так не понравилась указанная часть моего тела, осталось для меня загадкой.
По прошествии двух дней я снова был в пути. Проходя через научный поселок заповедника, я купил в придорожном ларьке ценную книгу на английском, которая называлась “Жемчужины дикой природы. Охраняемые территории Сычуани”. Книга богато иллюстрирована и содержит ценные сведения о всех заповедниках этой китайской провинции и о территориях, готовящихся таковыми стать. До очередного места стоянки на высоте около 900 м я спускался целый день. Время от времени меня нагоняли грузовики, груженые каждый тремя-пятью огромными бревнами, и шофер по крайней мере каждой второй машины притормаживал и предлагал меня подвезти. Я вежливо отказывался. Водители почти всех встречных машин улыбались и приветственно махали рукой, некоторые высовывались из кабины и что-то кричали. Я не оставался в долгу и тоже кричал: “Хинди руси пхай-пхай!”, “Нет американскому империализму!” и другие революционные лозунги.
Во второй половине дня я добрел до гидроузла, о котором уже писал. Это был явно режимный объект, в начале и в конце которого находились вышки с вооруженными солдатами. Когда я уже шел вдоль него, довольно грязный и обтрепанный, с фотоаппаратом в руке, везя за собой тележку с рюкзаком, сумкой и палаткой, то увидел идущего мне навстречу полицейского. Он шел, что-то насвистывая и помахивая кобурой, которую держал рукой за ремешок. Меня он не замечал. Когда расстояние между нами сократилось метров до 30, он вдруг увидел меня. Я произвел на него совершенно неотразимое впечатление. Он застыл на месте, открыл рот, выпучил глаза и выронил кобуру. Он стоял так все время, что я двигался навстречу. Поравнявшись с ним, я молча проследовал дальше, чувствуя спиной его изумленный взгляд. Через некоторое время я решил обернуться. Он все еще стоял и смотрел мне вслед. Я на всякий случай помахал ему рукой, но воздержался от лозунгов. После этого случая я неоднократно пытался представить, какова была бы реакция нашего милиционера из какой-нибудь глухой сибирской деревни, если бы он вдруг встретил там неторопливо бредущего негра. Но с воображением у меня туговато.
Сразу после гидроузла дорога нырнула в тоннель. Когда я проезжал его на машине, он не показался мне каким-то уж особенно длинным. Поэтому я не очень досадовал, что батарейки в моем фонаре уже сели. Тем более, что впереди виднелся довольно яркий выход. Однако, чем дальше я продвигался вглубь от входа, тем темнее и темнее становилось вокруг, а выход впереди ничуть не приближался и казался все таким же маленьким ярким пятном. Вскоре ни дороги, ни потолка, ни стен не стало видно. Воздух стал сырым и каким-то затхлым. Двигаться пришлось черепашьим шагом, буквально наощупь, чтобы не упасть в сточные канавы, проходящие с обеих сторон от ставшего мокрым дорожного полотна или не навернуться о камень или выбоину. На воздух я вышел минут через тридцать с чувством большого облегчения. Дамы и господа! Не ходите без фонаря по длинным, темным, сырым тоннелям! Это очень неприятно!
Я вовремя миновал туннель, так как начинало вечереть. Пора было подыскивать место для ночлега, а горы, обступавшие дорогу, были как назло очень круты. Но вот за очередным поворотом слева от дороги и выше ее метра на три открылась довольно ровная площадка, на которой угадывались полуразвалившиеся остатки фундаментов когда-то стоявших здесь домов. А справа, через реку, как раз виднелась очень привлекательная лощина, покрытая густым лесом. Не теряя времени, я поставил палатку с таким расчетом, чтобы ее не было видно с дороги, затем приготовил на примусе ужин, поел и лег спать.
Утром я не решился оставлять палатку около дороги без присмотра. Мало ли кто здесь ездит! Я сложил ее и спрятал все вещи невдалеке между большими камнями, напоминавшими о грандиозном обвале, случившимся здесь некоторое время назад. С собой я взял только сумку с энтомологическими принадлежностями и легкую закуску. Затем я спустился к реке. Перейти ее не составляло труда, так как ниже гидроузла (где основная ее часть отводилась – как я уже писал – куда-то сквозь горы) она теряла свою дикую силу. Вскоре я уже был в облюбованной лощине и за сбором жуков снова позабыл все на свете. Возвращаясь вечером, я услышал какой-то подозрительный шум, которого утром явно не было. Что бы это могло быть? Я все понял, только спустившись к реке, которая, превратившись в яростный могучий поток, ревущий среди камней, преградила мне путь назад. Видимо, на гидроузле путь воде в туннель преградили и всю ее направили по своему обычному руслу. Мне также стало понятным почти полное отсутствие какой-либо энтомофауны, обычно в изобилии встречающейся под камнями у самой воды. Уровень воды в реке апериодически резко менялся: какое же насекомое это выдержит! Однако, надо было как-то переправляться на другой берег. Я прошел несколько сотен метров вверх по реке, затем вниз, но нигде не обнаружил сколько-нибудь удобной переправы. Делать нечего. Сняв с себя одежду и обувь и положив все в сумку, я кое-как привязал ее ремнем к себе. Вид у реки был угрожающий, но другого выхода не было, и я бросился в воду. Все прошло на удивление хорошо. Река успела протащить меня только несколько десятков метров, и я уже оказался на другом берегу. Я только слегка ушиб себе левую ногу.
На следующее утро река снова была тихой и мелкой. Я долго размышлял, прежде чем снова решился переправиться через нее. Все же интересные находки жуков в лощине, сделанные накануне, пересилили мои сомнения, и я снова весь день провел за сборами насекомых. Вечером проблем с переправой не было: река не изменила свой уровень.
Следующий день по моим расчетам должен был стать последним днем моего наслаждения китайской природой. Утром через день я должен был уехать из Инсиу в Ченду и там сесть на вечерний поезд до Пекина. Тогда еще через две ночи (утром в пятницу) я окажусь в Пекине и вечером смогу сесть на поезд Пекин – Москва, который отправляется только два раза в неделю по пятницам и субботам. Все в общем так и получилось. Весь следующий день я неспеша спускался до Инсиу, собирая насекомых и, с одной стороны, приветствуя шоферов встречных машин, а с другой – вежливо отклоняя предложения водителей попутных машин подвезти меня. Революционные лозунги по-прежнему были в ходу. К полудню я дошел до начала заповедника, где сфотографировался на память с двумя местными полицейскими. Они угостили меня вареным яйцом, и я с удовольствием умял его, так как уже дней 10 питался только консервами и разными сухими супами и кашами, и к этому моменту у меня решительно ничего съестного не осталось.
К вечеру я добрел до Инсиу и устроился в местную гостиницу, которая оказалась настолько приличной, что на мой взгляд была бы уместна и в Москве. Обслуживающий персонал имел практически нулевые познания в английском, и анкета проживающего была заполнена с большим трудом совместными усилиями нескольких человек. В графу “Фамилия, имя” с моего паспорта было аккуратно списано слово “Passport”, но мне было решительно все равно. Я торопился покончить с формальностями и бежать в какую-нибудь харчевню отъесться за все предыдущие дни. Как сейчас помню свой ужин в придорожном ресторанчике. Полное с горкой блюдо (30х20) жареных кусочков курицы с овощами (очень вкусно!), такое же блюдо жареной свинины с баклажанами (пальчики оближешь!) и - как и всегда в Китае – плошка риса, выполняющего роль хлеба. Все это, включая стакан зеленого чая, стоило 15 юаней при тогдашнем курсе 1$ = 8,75 юаня; то есть менее 2-х долларов. Недурно, а?
Утренний автобус до Ченду отправлялся в 6.30 утра. Я, приложив недюжинную изобретательность, объяснил дежурной, что меня надо разбудить в 5.30, и затем поднялся в свой двухместный номер с телевизором, ванной и туалетом стоимостью 75 юаней за ночь. Первым делом я с наслаждением смыл с себя заповедную грязь и перед сном посмотрел телевизор. К моему немалому удивлению, по первому китайскому каналу показывали передачу про историю советских МИГов, демонстрировали разные их модели вплоть до новейших, приводили интервью с различными советскими военными и конструкторами, но к сожалению нормальная русская речь последних полностью заглушалась синхронным переводом на китайский. Досмотрев передачу до конца, я лег спать.
Проснулся я сам в 6 утра. Никто и не думал меня будить. Наспех собравшись, я побежал вниз. Двери гостиницы были закрыты на ключ. Я нашел дежурную комнату, растолкал какого-то мужика и тот открыл мне дверь. На автобусную остановку я прибежал за 5 минут до отправления автобуса, купил билет и вскоре уже ехал в столицу Сычуани. Приехав в полдень на железнодорожный вокзал города Ченду, я в кассе для иностранцев купил билет на вечерний поезд в вагон soft sleeper (в hard sleeper билетов не было) стоимостью 710 юаней. В этот же день я позвонил в Пекин Валере Ткачеву с просьбой купить билет на поезд Пекин – Москва, а также сделал неудачную попытку позвонить в Москву. Оставшееся до поезда время я побродил по городу, отведал майского арбуза и поздно вечером уже мчался в Пекин. Приехав в посольство, я с радостью окунулся в мир родной речи, которой мне, честно говоря, очень недоставало весь этот месяц. Вечером того же дня я уже сидел в нашем российском поезде в одном купе с двумя северокорейскими дипломатами, которые, помимо прочих достоинств, все шесть дней демонстрировали разнообразную и филигранную технику рыгания.
Мое первое китайское путешествие, продлившееся ровно 4 недели, завершилось успешно.
Отзывы можно слать прямо автору: pselaphidae@yandex.ru