|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Трудно не рассказать, как эта картина создавалась.
Началось все с какого-то тотального помешательства расписывать
"Картины по номерам" у моей
супруги, а потом и у ее родителей. Как ни отпихивался я от этого занятия, не
минула и меня эта чаша.
Зашел как-то в магазин за новой партией "полотен". Пока присматривал сюжеты для
своих
домашних, соответствующие их вкусам, натолкнулся на "Твердость памяти"
(она же - "Постоянство
памяти") Сальвадора Дали. Надо сказать, Дали мне всегда нравился как художник
(хотя как человек, судя
по его дневникам, он был тот еще стервецо) своим непростым виденьем простых
вещей... символизмом
и мифологией, которую он сам создал в изобразительном искусстве. То, что писали
Шишкин,
Айвазовский или Куинджи... и еще добрая сотня хороших художников - можно
сфотографировать
(конечно, это не умоляет их крутости, упаси бог). Написанное же Дали, можно
увидеть только на его картинах. Многие говорят, что от всего этого "тошнит".
Однако, если написанное
производит на человека настолько сильное впечатление - это уже сильное
искусство. Этим оно и ценно, я так думаю. Опять же, кто сказал, что искусство
должно пробуждать в людях одно только
умиление?
Вот и "Твердость памяти" была для меня одним из образцов тех творений автора,
которые смело можно было назвать шедевром по всем пунктам. С нее прямо несло
разложением; негреющим
светом едва забрезжившего рассвета, холодным, соленым ветром моря. Мертвая
ветвь оливы с
повисшими на ней часами, словно кусок разлагающегося мяса. Такие же скользкие,
"жидкие" смердящие часы под ними. Другие часики облепили муравьи, которые
фигурируют на многих картинах автора и являются символом тления. Смысл картины
хорошо читается - "время и человек -
смертны", "с уходом человека постепенно умрет время". О смертности человечества
говорить не
приходится, но Салвадорушка наш Данилович и об этом сказал в своей картине,
изобразив шматок
скальпированного лица с закрытым глазом, лежащий во мраке на пригорочке. И там
же все те же
"органические" часы - время, которое человечество унесет с собой в могилу.
Мрачная картина, чего
там говорить... Но, согласитесь, звучная, прекрасная своей омерзительной
кошмарностью. Так я думал,
пока не начал заполнять сектора на своем холсте. Сначала были участки небольшие
по площади,
потом пошли более обширные... Когда я дошел до самого распростертого правого
нижнего угла,
который должен был заполниться иссиня черной краской (это был завершающий этап
моей работы)
на меня навалилось разочарование. Еще не закончив репродукцию картины, я
увидел то, что она
пуста. Блин, ПУСТА!!! Как "Черный квадрат" Малевича. Она уже не пахла ни
падалью, ни могильной
сыростью - только пылью, которая вскоре на нее осядет. Я понимал, что рисуя
мертвое время Дали, я
ни за грош и безжалостно убил свое. А сколько я мог изучить, описать и
отрисовать своего!!! Однако
картина даже противна мне не была - вообще ничего не вызывала в душе. Она
перестала мне быть
нужна, перестала быть интересной. С этим надо было что-то делать.
Прошло какое-то время. С Шавриным как-то мы обсуждали одну мою недоделанную
работу
"Некоторые аспекты экологии, биологии, биогеографии и эволюции Gyrophaena s.l.
(Coleoptera: Aleocharinae)"... И между делом, в ряде прочего, он процитировал
слова из "Юбилейного" Владимира
Маяковского: "... ненавижу всяческую мертвечину, обожаю всяческую жизнь". Эти
слова прямо
зажглись во мне каким-то адовым огнем творчества. Дома я достал из-за шкафа
свою дешевую репродукцию "Памяти" и понеслось...
Первым делом нарисовал жука из рода Lomechusa близ часов с муравьями - пусть
муравьи символ
тления, но они дают кров и кормят массу мирмекофилов из самых разных групп.
Потом на картине
завелось два слизня. Причем место их ползания тоже было выбрано не случайно.
Один из них
сползает вниз рядом с обвисшими часами. Да, время мертво - часы гибкие и
осклизлы. Но не все
мертво, что мягко, гибко и склизко! Дальше - больше. Нарисовал мясную муху в
уголке глаза
ободранной плоти. Понравилось. Дорисовал еще парочку. Потом одну муху пририсовал
на те часы, что
стекают с ветки мертвой оливы (почему-то мне кажется, что это именно олива!).
С каждым моим
маленьким живым дополнением к картине, она все больше и больше отвращала моих
домашних и
все больше нравилась мне. Я понимал, что почувствовать колорит этой (теперь
уже моей) картины
сможет только энтомолог. Понимал я и то, что все мои будут против моего желания
оставить эту
картину дома. Вот, я и подумал: "Пусть это будет подарок для коллег-энтомологов".
Планировал
подарить Шаврину - все-таки он вдохновил меня на такой "трэш".
Когда я еще только до половины полотна дошел (пока только репродукцию рисовал),
мама всё
подначивала
меня - мол кактус сюда так и просится. Кактус никаким местом не просился.
Супруга говорила, что хоть задницу впиши - и от этого картины Дали еще хуже не
станут. И тут же просила паука пририсовать, на
своей нити спускающегося с ветки: "Что называется, начни заниматься сексом на
Красной площади,
так советами затрахают...". Решил-таки пойти на компромисс - в самом черном
месте, в правом
нижнем углу, нарисовал троицу тропических фосфоресцирующих грибов. Они сразу
переключили на
себя все внимание. Вообще я хотел псилоцибиновые изобразить... Но эти,
светящиеся, оказались как нельзя
более в тему, раз она понеслась быть энтомологической. Растут эти грибы под
пологом тропического
леса в кромешной тьме и дикой влажности. Никакого ветерка там у природы не
допросишься, а
споры рассеивать надо. Вот грибцы и привлекают насекомых фосфоресцируя во мгле;
те на них
слетаются, наползают и потом разносят споры по округе на своих крошечных лапках
и тельцах. Ох, уж
эта жизнь - кругом лазейки ищет! И свет... Не солнечный, а свет! Звучит, право,
как загадка.
В семье начали любоваться моими грибами, отсекая все остальное. А меня всё
не отпускало.
Где мухи, там и "черви". Что за падаль без опарышей?! Их нарисовал, да так
получилось, что они как
будто из носа лезут. После этого все домашние, кроме тестя, потеряли всякий
интерес к моей картине.
Хотя любопытство прослеживалось, но эти носоглоточные личинки вносили
корректуру. Следующим
шагом стали два оранжево-черных Necrophorus'а и один темненький Tanatophylus,
сползающиеся на
этот позеленевший шмат человеческой плоти. Названия у жуков такие, что ну
нельзя было их обойти
стороной при дополнении картины с такой мрачной жизнеутверждающей тематикой.
Один
Necrophorus супруге моей шибко полюбился, "красочный" - говорит.
Пустовала высохшая ветка. Ну, сюда сам бог велел усача усадить. Заметьте,
ветка оливковая (думаю, с
этим мы определились), а усач пихтовый (Monochamus urussovi). "СЮРРЕАЛИЗМ -
ЭТО Я" (сказал я, как
говаривал Дали, без лишней скромности). Усач мой тоже всем полюбился - смотрит
такой на
восходящее солнце, зазря света с теплом ждет. Была мысль алые паруса на море
пририсовать, да что-то уж очень кощунственным сюжетец показался. Алых парусов
рисовать не стал... Пусть будет, что
Ассоль уже встретила свою любовь.
Нарисовал стаю ворон - "вестников смерти", тянущихся за горизонт. Этим хорошо
заполнилось еще
одно пустое место картины. Да и вороны хорошо вписались в общий сюжет. Потом
к "брусу", на
котором стоит ветка и лежат часы (подставка эта должна быть деревянной, не
иначе) я пририсовал
ксилотрофные агариковые грибы Schizophyllum commune. Этот гриб - ох, уж
жизнелюб!!! Один из
наиболее широко распространенных в мире видов грибов, встречающийся на всех
континентах,
кроме Антарктиды, где нет древесины, которая могла бы быть использована в
качестве субстрата.
Хотя, А.Н. Петров - коллега-миколог - рассказывал, как будто и в Антарктиде
его встречали, хорошо
себя чувствующим на каком-то обломке весла. Тут же в брусе пририсовал
короедовы ходы. Но тут
наделал ошибок - сильно хотел по-скорее картину закончить. Сначала думал
перерисовать, но меня
все это уже основательно задрало, я вспомнил слова супруги про задницу и решил
оставить все как
есть. Поставил свой вензель, год и покрыл картину лаком. Теперь-то она совсем
по-иному заиграла.
Хотя все равно повесить ее дома мне запретили, мол - атмосферу домашнего тепла
и уюта портит - не
по фен-шую и т.п.
Илья Енущенко, 2017 год
|